Визбор

Песня была очень популярна; строки рефрена «Лучше гор могут быть только горы, / На которых ещё (в последнем куплете: никто) не бывал» стали крылатыми. Визбор, конечно, прекрасно знал эту песню. Всё-таки как явление современной песенной культуры, любимой темы и родного языка она должна была быть Юрию Иосифовичу по крайней мере не менее близка, чем стихи Бёрнса. Любопытно, что он повторил в «Фанских горах» одну рифму из песни Высоцкого: «машины — вершины»; она вроде бы напрашивается сама собой, но ведь никогда прежде Визбор (поэт не только «горный», но и «автомобильный») ею не пользовался.

Но это частность. Между тем песни двух бардов близки другу другу не только отмеченным выше мотивом «оставленного сердца», но и композиционно. Каждая из них представляет собой своеобразную триаду. В песне Высоцкого с каждым (из трёх) новым куплетом усиливается мотив неизбежности возвращения с гор; поэтические аргументы становятся при этом всё убедительнее. Если в первом куплете (мы его привели выше) таким аргументом оказывается житейская реплика «просто некуда деться», то во втором возникает ссылка на античных богов: «Что же делать — и боги спускались на землю», а в третьем — сказано с чувством жёсткой неизбежности: «… Потому что всегда мы должны возвращаться». У Визбора же в первом куплете констатируется нынешняя «бессердечность» лирического героя; во втором поётся о само́м сердце, что теперь «лежит… на трудном пути»; в третьем же провозглашается необходимость возвращения к нему. Любопытно, что не за ним, а именно к нему! Герой словно намеревается остаться в горах вместе с сердцем. Очень похоже на то, что в песне Визбора звучит скрытая полемика с песней Высоцкого. Всё-таки Высоцкий не был альпинистом, и горы оказались для него пусть очень ярким, но лишь эпизодом творческой судьбы. Иное дело — Визбор, без гор своей жизни не представлявший. Для его лирического героя возвращение имеет обратный характер: не с гор в города, а наоборот…

Памятной была и экспедиция следующего года — 1977-го. В то лето Виктор Некрасов, альпинист и тренер из ЦСКА, предложил «спартаковцам» освоить новый для них район и совершить восхождение на пик Лукницкого, высотой почти в шесть тысяч метров. Павел Николаевич Лукницкий был разносторонне одарённым человеком. Ровесник XX столетия, писатель, знаток поэзии Серебряного века, автор мемуаров об Ахматовой, собиратель материалов о расстрелянном чекистами и запрещённом при советской власти Гумилёве, которые он, конечно, не мог опубликовать при жизни, хотя и пытался это сделать (публикация состоится уже в постсоветское время, спустя много лет после кончины Лукницкого, ушедшего из жизни в 1973 году). Но Лукницкий был ещё членом Географического общества, путешественником и альпинистом, открывшим в одной из экспедиций на Памир вершину, которой — по его инициативе — было присвоено имя «пик Маяковского». Этим местам Лукницкий посвятил специальную книгу «Путешествия по Памиру» Одним словом, фигура интересная, и для Визбора, тоже литератора и альпиниста в одном лице (и наверняка знавшего, что Лукницкий дружил и путешествовал вместе с одним из любимых визборовских поэтов — Николаем Тихоновым), очень привлекательная. В одной из памирских песен барда имена Лукницкого и Некрасова, альпинистов разных поколений, упомянуты вместе: «Здесь красивы горы и опасны, / Здесь ходил Лукницкий и Некрасов, / Этот день вчерашний / Стал немного нашим, / Как и юго-западный Памир» («Настанет день», 1978). «Стал немного нашим» — дескать, теперь и мы причастны к замечательным походам наших предшественников…

Целый месяц спартаковцы занимались оборудованием лагеря, сделали всё с максимальным горным «комфортом». Юго-западный Памир поражал даже видавших виды альпинистов своей небывалой красотой. Кругом была нетронутая, первозданная природа. На песчаном пляже альпинисты заметили следы барсов — целого семейства. Однажды повар Володя вбежал в визборовскую палатку и начал возбуждённо рассказывать, что видел барса в 30 метрах от лагеря. Едва ли не столкнулся однажды с хищником и Володя Кавуненко. Но барсы на людей обычно не нападают, так что хищные соседи спартаковцев вели себя по отношению к ним мирно.

В тот год (правда, Алексею Лупикову запомнилось, что шёл 1978-й, а не 1977 год, согласно Мартыновскому) Визбор взял с собой на Памир сборник рассказов Шукшина. К тому времени с момента кончины Василия Макаровича (осень 1974-го) прошло совсем немного времени, и его смерть, как это часто бывает, вызвала дополнительный интерес к его творчеству. «Когда человек умирает — изменяются его портреты», — заметила однажды Ахматова. Точно так же получилось с Шукшиным, на смерть которого откликнулись замечательными стихами Андрей Вознесенский и Владимир Высоцкий. Визбор, кажется, ни разу не пересекался с Шукшиным в своих творческих делах, но он помнил, что у него и у покойного писателя, актёра и режиссёра был общий «крёстный отец» в кино: первую свою главную роль Шукшин сыграл у Марлена Хуциева, в фильме «Два Фёдора».