Святой Симеон Новый Богослов говорит, что насколько душа ценнее тела, настолько разумный человек лучше неба, земли, моря, солнца и воздуха[702], поскольку все это, будучи бессловесными стихиями, не воздаёт славословия их Создателю, тогда как человек, являясь [существом] словесным, и восхищается, и всегда воссылает славословие, хвалу, благодарение и благословение своему Творцу. <47>. И святой Максим говорит: «Чин диакона занимает тот, кто умащает ум к священным подвизаниям и отгоняет от него страстные помыслы; а чин пресвитера занимает тот, кто просвещает ум к познанию сущих и истребляет “лжеименное знание”[703]; чин же архиерея занимает тот, кто усовершает ум святым миром знания Святой и Поклоняемой Троицы»[704], — то есть молящийся с богословием. <48>. ««Душа, вращаясь в чудесах (θαύμασι) Божиих», — говорит святой Исаак, — благодатью прославляемого ею Бога вся становится прославленной, словно бы живя после воскресения»[705]. Стало быть, если от одного удивления (θαυμάζειν) Богом душа становится вся прославленной, сколь более она будет прославлена, когда Его славословит, восхваляет, благодарит и благословляет за сии преестественные творения Его?
<49>. «Добродетели требуются для знания творений»[706], потому что через них душа получает рассудительность и возводится к уразумению их; а знание творений [нужно] для познания Создателя творений; познание же Создателя непременно [требуется] для хвалы и славословия Его.
<50>. В видимом мире узревается человек — некий иной мыслимый мир, а в мыслимом — разумение и слово (ὁ λογισμὸς καὶ ὁ λόγος), ибо человек — провозвестник неба, земли, моря и воздуха, а прорицателем ума, чувства и знания о сущих, а затем и о Создателе сущих, служит разумение и слово, без которых[707] оба мира были бы немыми (ἐκεκώφωντο ἄν)[708]. Итак, видимый мир создан ради мыслимого, а мыслимый — ради разумения и слова, а разумение и слово — ради хвалы и славословия сотворившего оба [мира] Бога, Которому подобает слава, держава, поклонение во веки веков. Аминь[709]
Святитель Григорий Палама
В настоящем сборнике помещён русский перевод первых двух из семи Опровержений Григория Акиндина[710]. Опровержения писались свт. Григорием Паламой на протяжении не менее четырёх лет (1342–1345[711]) и являются самым обширным его трактатом. Заголовки трактатов и глав были давно опубликованы Б. Монфоконом по рукописи Paris. Coisl. 98 (XV в.) и затем переизданы Ж.-П. Минем[712], но сам текст был издан впервые только в 1970 г. в составе полного собрания сочинений свт. Григория Паламы[713]. В основу критического издания положены следующие рукописи: Paris. Coisl. 98, f. 28v-196v, XV в. (C1); Bodl. Laud. gr. 87, f. 231v-337v, XV в. (L); Paris. gr. 1238, f. 73r-183r, XV в. (P1); Mosq. syn. gr. 237, f. 17r-186r, XVII в. (R1). Первое слово содержится также в рукописи афонского монастыря св. Дионисия № 200 (Ἄθωνος 3734), f. 121r-141v, XIV в. (Δ 6). В целом необходимо заметить, что как по качеству и полноте учёта рукописной традиции[714], так и по тщательности определения святоотеческих цитат[715] творения свт. Григория Паламы нуждаются в новом критическом издании в соответствии с современными научными нормами.
По мнению греческих издателей, Опровержения были написаны против семи трактатов Григория Акиндина, дошедших в рукописи Monac. gr. 223. Однако впоследствии Х. Надаль Каньелас[716] установил, что эти трактаты Акиндина не составляют единого корпуса: сочинения 1–3 являются независимыми, а трактаты 4–7 (f. 164–363) направлены против сочинения свт. Григория Паламы Беседа православного с варлаамитом и составляют так называемое Большое опровержение в отличие от Малого опровержения той же Беседы, написанного в форме комментариев к диалогу и дошедшего не полностью в рукописи Monac. gr. 155 (f. 91–98). Оба эти опровержения — и большое, и малое — были изданы[717], а совсем недавно и переведены на французский язык в сопровождении специального исследования[718] Х. Надалем Каньеласом.