Византийские исихастские тексты

Трактат о трёх способах молитвы был прекрасно известен в древнерусской монашеской традиции, связанной с именами прпп. Сергия Радонежского и Нила Сорского[268]. Впервые древнерусский перевод был введён в научный оборот А. С. Архангельским в переводе-пересказе, выполненном по рукописи XV в. из бывшей Московской Синодальной библиотеки (ныне собрание ГИМа)[269]. Затем появилось первое полное издание произведения по той же рукописи[270]. Подлинный древнегреческий текст был издан (по нескольким рукописям) И. Осэром только в 1927 г. параллельно с французским переводом[271]. Первый полный русский перевод этого трактата, выполненный современным русским патрологом А. И. Сидоровым, опубликован в 1995 г. в малотиражном католическом журнале[272]. К сожалению, А. И. Сидоров не воспроизвёл критический аппарат и не воспользовался интересной возможностью сравнить свой перевод и разночтения с древнерусским переводом, выполненным в «золотой век» русского монашества. Кроме того, в издании И. Осэра и переводе А. И. Сидорова не атрибутированный отдельные цитаты и реминисценции[273], а интерпретация (как правило, в русском переводе из-за неточного понимания греческого подлинника или французского перевода) некоторых мест (в ряде случаев принципиальных) представляется нам спорной или искажающей смысл на прямо противоположный.

Таким образом, в настоящем сборнике помещается полный русский перевод трактата, имеющего неоспоримое значение для истории исихазма, сделанный со всей доступной нам тщательностью и с указанием наиболее существенных и характерных вариантов перевода и разночтений как греческих рукописей, так и древнерусского текста, что позволяет достаточно адекватно воспринять сочинение в контексте русско-византийской монашеской традиции. Чуть ниже указаны варианты предисловий к трактату в разных рукописях, а в специальном приложении исследуется композиция трактата в составе сочинения Никифора Уединенника, включённого в Добротолюбие, и её значение для решения некоторых трудностей, возникающих при анализе содержания и атрибуции трактата. В целом же читатель, надеемся, получит более или менее отчётливое представление о трактате в — прямо скажем — не слишком ярком освещении нынешних научных изысканий, состояние которых оставляет, увы, желать лучшего.

* * *

Несколько слов следует сказать о рукописях трактата, перечисленных ниже, перед переводом, в списке сокращений. Греческие рукописи сильно разнятся между собой даже в пределах, выделяемых с трудом родственных групп. По мнению И. Осэра, к одной группе принадлежат лишь А и С, различающиеся только орфографическими вариантами, к другой (с совершенно неопределёнными взаимоотношениями и резкими особенностями, так что каждая рукопись могла бы представлять отдельную ветвь) — B D O P. Рукопись В представляет, по Осэру, «наиболее удовлетворительный текст», однако в ней есть одна большая и совершенно самостоятельная вставка. Рукопись D характеризуется странным повтором большого фрагмента текста (см. об этом ниже в специальном приложении). Древнерусский перевод довольно точен (за редкими огрехами). Кажется, что его греческий оригинал часто ближе всего к парижской рукописи (Р)[274], однако лишён многих недостатков последней и является более исправным[275]. Это даёт нам право сделать заключение, что русская монашеская традиция XV-XVI вв. располагала кодексами достаточно высокого качества (возможно, близкими по-своему происхождению к афонским исихастским кругам), — со всеми дальнейшими выводами.

Приходится сожалеть, что до сих пор не появилось нового издания трактата, в котором были бы выявлены и учтены все сохранившиеся рукописи (И. Осэр писал, что ему удалось взглянуть на афонские рукописи лишь мельком) и определена их стемма. Например, давно известно о рукописи афонского монастыря Ксенофа № 36 (738)[276]. Сам Осэр издал чуть позже начало трактата в рукописи Panteleimon. 571 (отмеченной в каталоге Ламброса, где названы и другие кодексы, содержащие Метод). А. Риго привлёк ещё Bodl. Canon. gr. 16 (первая четверть XIV в.), л. 87–98[277]. Работа по выявлению, классификации и изданию всех древнерусских рукописей, содержащих этот трактат, также не проделана. Без должной скрупулёзной палеографической (вплоть до определения происхождения рукописей и почерка писцов) и текстологической работы (касающейся не только Метода, но и сочинения Никифора и даже самогo, гораздо более позднего, Добротолюбия) вопрос об атрибуции произведения, как и задача окончательного установления текста, не может быть решённым (на этом фоне любые дискуссии подобного рода, а тем более категорические утверждения, кажутся преждевременными и даже странными).

Началу трактата в разных рукописных традициях предшествуют либо стихотворная эпиграмма, либо прозаический отрывок. Для самого трактата эти предисловия ничего не дают, однако они важны для атрибуции произведения.