Витте

Радомский губернатор доносил (21 декабря 1900 года): «Народ расстался с питейными заведениями прежнего типа, по-видимому, совершенно спокойно, и этот факт в особенности знаменателен потому, что в жизни народа корчмы играли роль клубов, где не только удовлетворялась страсть к пьянству, но где совершались сделки, давались советы, писались прошения и население попадало в руки разных эксплуататоров»⁶³.

Что получила российская казна от винной монополии? Ответить на этот вопрос непросто. В годы, когда российскими финансами управлял С. Ю. Витте, выкурка спирта росла не особенно быстро. Настоящий всплеск винокурения наблюдался при В. Н. Коковцове. Среднегодовая выкурка всех винокуренных заводов в 1886–1896 годах составляла 77 млн ведер, в 1895–1904-м — 78,4 млн ведер, в 1905–1914-м — 109,9 млн ведер⁶⁴.

С. Ю. Витте признавал за государством право извлекать доход от повышения водочных цен только в исключительных обстоятельствах, например, во время войн — когда дом горит, все средства хороши для тушения пожара. При его преемниках питейный доход сделался постоянным источником латания дыр государственного кармана. Цены на крепкие алкогольные напитки повышались неоднократно, и качественное вино сделалось не по карману людям малого и даже, пожалуй, среднего достатка. Последствия не замедлили сказаться в виде массового самогоноварения, корчемства и сопутствующих отрицательных явлений.

Вместе с тем предпринимательский доход государства от собственного винного хозяйства едва ли был особенно большим. Предоставим слово экономисту Михаилу Исидоровичу Фридману, автору двухтомной монографии о питейной монополии. «…Изучение вопроса приводит нас к заключению, что неправильно утверждать, будто монополия велась исключительно для того, чтобы доставить казне наибольший доход. Совершенно сознательно правительство приносило в жертву свои фискальные интересы ради достижения других: морально-этических и социально-экономических». Если бы правительство действительно заботилось о достижении наибольшего дохода, то оно могло бы принять более энергичные меры для развития водочной торговли, вроде допущения кабаков, продажи водки в праздники и т. п. «Не делалось этого, — продолжает М. И. Фридман, — по весьма понятным и очень элементарным заботам о том, чтобы население окончательно не спилось. Каково бы ни было правительство, и какой доход от водки оно ни получало, как бы от этого дохода ни зависел бюджет, правительство не может совершенно махнуть рукой на гибельные для населения последствия от окончательного пропойства. История России показывает нам, что известные заботы о том, чтобы пьянство не загубило народ, — правда, спорадически и не всегда в достаточно энергичной мере, — но все-таки постоянно замечались»⁶⁵.

Монополия конечно же не устранила тех злоупотреблений, которые были при частной торговле вином. «Такой результат монополии не был конечно же роковым и неизбежным. Он обусловливался политикой монопольного управления, которая могла бы быть при иных обстоятельствах и иной»⁶⁶.

Если кто и выиграл от казенной винной монополии, так это были владельцы винокуренных заводов. Сама реформа продажи питей была задумана еще и как средство поддержать падающее хозяйство среднего и крупного землевладельца-помещика. Цена на спирт казной устанавливалась таким образом, чтобы дать хорошие барыши заводчикам. Даже ректификация, которая обходилась дешевле на крупных казенных заводах, предоставлялась в пользу тех помещиков, которые открыли при своих винокурнях ректификационные отделения или устроили специальные спиртоочистительные заводы. Все это делалось с благословения монопольного управления. «Точно так же, при договорных отношениях относительно поставки спирта в казну и относительно провоза, правительство не пользуется выгодами момента и нередко даже делает прибавки к договорным ценам, если находит, что контрагент ошибся и терпит убытки»⁶⁷. Занятия промышленным винокурением поправили хозяйство многих помещиков, и процесс перераспределения дворянской земли стал затухать.