Витте

С рассуждениями С. Ю. Витте о личности и ее роли в политике был согласен и оппонент С. Ю. Витте в этом споре, в ту пору поклонник земского начала И. Л. Горемыкин. Расхождения начинались в другом — относительно выбора средств и способов их применения. То, что предлагал министр внутренних дел, неизбежно вело к ограничению самодержавия в пользу имущих классов, которые и были представлены в земстве. Точка зрения С. Ю. Витте такова: «…Я полагал и полагаю, что для развития личной и общественной самодеятельности формы правления и тесно связанные с ними формы управления сами по себе решающего значения не имеют»⁴².

Прогресс и, соответственно, наоборот — регресс личности, общества, народного хозяйства возможен при самых разных формах государства. Вопреки взглядам, весьма распространенным среди многих русских либералов и революционеров, С. Ю. Витте был убежден, что «…формы эти не заказываются и не сочиняются, а в тех случаях, когда навязываются стране, — не служат к добру для страны. Как республиканский, так и монархический режим, как правительственная администрация, так и органы самоуправления могут быть и хорошим, и плохим средством управления. Каждый из них может обеспечивать личную свободу, общественную самодеятельность, способствовать экономическому и культурному преуспеянию народа, может и обратно, давить как на отдельную личность, так и на целый народ, одинаково покровительствовать только некоторой части населения и держать народ в нищете, полной экономической зависимости и умственном невежестве. Существенна не форма, а ее внутреннее содержание, не то, какая форма, а как она осуществляется, насколько соответствует она духу и характеру народа, его политическому развитию, географическим и этнографическим условиям страны»⁴³.

Барский анархизм славянофилов всегда был С. Ю. Витте решительно чужд. Славянофилы в лице почтеннейшего Ю. Ф. Самарина, иронизирует он, не склонны помнить, что «…и дворяне, и бюрократы в России — лишь наиболее культурные слои все того же русского общества… Каждое прогрессивное движение в обществе отражается прогрессом в бюрократии; застой в нем — реакцией в ней. Не следует забывать, что и крестьянская, и судебная реформы проведены были бюрократией, что все выдающиеся деятели великих реформ были чиновники. Нельзя же серьезно думать, что администрация представляет в народе какую-то чуждую и враждебную ему силу, которая обрушивается на него бедами, если и у него нет достаточно средств и умения противостоять ей»⁴⁴.

Россия представляет собой все еще государство военное, рассуждал С. Ю. Витте, отчего целостность ее может поддерживаться только сильной централизованной государственной властью. «…Самодержавие и тесно связанная с ним административная централизация составляет в настоящее время основу нашего государственного строя и залог единства России, и поэтому отказаться от этого, созданного нашей историей, административного строя и решительно вступить на путь развития начал, ему противоположных, т. е. начал самоуправления, нельзя, не испытав, по крайней мере, всех средств к исправлению недостатков существующей административной системы»⁴⁵.

Никем не было покуда доказано, продолжал С. Ю. Витте, что правительственная администрация вела и ведет свои дела хуже, чем самоуправляющееся земство. К тому же земство само вступило на путь бюрократизации, расширяя наемный персонал врачей, учителей, статистиков. «Прежде всего необходимо заметить, что и в настоящее время, при всех своих несовершенствах, правительственная администрация во многих отношениях допускает сравнение с органами самоуправления»⁴⁶. Но что же в таком случае делать? Не надо мудрить — пусть земство развивается свободно, без административного на него давления, и сама жизнь решит, годится оно или нет в качестве формы народного самоуправления для России.

Другой «непреложный закон государственной жизни» гласил: «Несчастные войны быстро ускоряют в государстве расширение объема самоуправления, т. е. власти большинства и даже толпы». Если бы не несчастная Русско-японская война, то переход от неограниченного самодержавия к «конституции» 17 октября составил бы десятки лет. Поэтому, чтобы уцелеть, монархии Николая II ни в коем случае не следует позволить втянуть себя в вооруженный конфликт. В этом с ним был согласен и П. Н. Дурново, предупреждавший царя о летальных для русской монархической государственности последствиях грядущей войны при любом ее исходе.