Витте

Выборная система членов Государственного совета строилась на комбинации сословно-корпоративного и высокоцензового принципов. Она давала преобладание в нем крупным дворянам-помещикам. Землевладельцы-латифундисты дворянского происхождения избирали 74 из 98 членов Совета. Священный синод Русской православной церкви делегировал 6 членов. Столько же избиралось от «академической курии», куда входили университетские профессора и члены императорской Академии наук. Торгово-промышленные организации посылали в Государственный совет 12 человек. Члены Государственного совета избирались на 9 лет, причем каждый год обновлялась одна третья часть выборного состава.

Постоянные члены Государственного совета рекрутировались императором из числа отставных чиновников высокого ранга. Но не все они имели право участвовать в его заседаниях и дискутировать по законопроектам, а только те, которые были назначены царем к присутствию. Их список объявлялся каждый год 1 января. Лица, которые по тем или иным причинам не были угодны императору и дворцовой камарилье, могли в этот список и не попасть. Граф С. Ю. Витте каждый год встречал свою фамилию среди тех, кто был назначен императором «к присутствию», хотя отношение к нему в верхах было, мягко говоря, прохладное.

Среди членов Государственного совета как по назначению, так и по выборам оказалось очень много хороших знакомых, сослуживцев и бывших подчиненных С. Ю. Витте — председатель Московского биржевого комитета Г. А. Крестовников, профессор М. М. Ковалевский, П. Н. Дурново, Н. М. Чихачев, А. Ф. Кони, П. М. Романов, Ф. В. Дубасов и др. Тем не менее большинство коллег по «верхней палате» испытывали к нему чувство недоверчивого отчуждения. Некоторые питали к С. Ю. Витте неприкрытую ненависть и не останавливались перед самыми неправдоподобными вымыслами и гнусной клеветой. В кулуарах его называли губителем России, подчинившим себе на какое-то время слабовольного и малодушного монарха, до смерти испуганного революцией. Даже либеральное крыло Госсовета (левый центр и примыкавшая к ним академическая группа) относилось к С. Ю. Витте сдержанно и безо всякого доверия. Исключение составляли Максим Максимович Ковалевский, Анатолий Федорович Кони и еще несколько человек.

Чувствовал себя С. Ю. Витте в последние годы очень плохо, и не столько физически, сколько морально — потоки лжи и грязи, лившиеся на него со всех сторон, никак не иссякали. Граф И. И. Толстой был поражен той «суммой ненависти», которую имя С. Ю. Витте возбуждало в русском образованном обществе.

Навестившему его в 1907 году А. Ф. Кони он жаловался: «Никто не хочет понять, что, настаивая на Манифесте 17 октября, я — убежденный поклонник самодержавия, как лучшей формы правления для России — поступился своими симпатиями во имя спасения Родины от анархии и династии от гибели. Представителям последней я бросил средь бушующего моря „спасательный поплавок“, за который им и пришлось ухватиться. Если данные обещания будут исполнены, то дальнейшее мирное развитие России обеспечено…»²²

Тяжкий удар по нравственному самочувствию С. Ю. Витте нанесла история с «адскими машинами» — взрывными устройствами с часовыми механизмами, совершенно случайно обнаруженными в печах его дома 29 января 1907 года. Следствие по этому делу велось спустя рукава, а вскоре было и вовсе прекращено — один из непосредственных участников несостоявшегося «теракта» был убит, другой скрылся за границу. 3 мая 1907 года С. Ю. Витте написал письмо премьер-министру П. А. Столыпину с протестом против прекращения следствия о попытке покушения на его жизнь. Письмо обсуждалось в Совете министров, затем о результатах обсуждения было доложено императору. Николай II распорядился считать дело оконченным.

Тем не менее в 1910 году С. Ю. Витте попросил А. Ф. Кони выступить по нему экспертом. Негодуя на попустительство властей (один из покушавшихся на его жизнь, отставной гвардейский солдат по фамилии Казанцев, являлся агентом охранного отделения) и халатное ведение следствия, он вручил ему копии с актов предварительного следствия. При самом беглом ознакомлении с документами А. Ф. Кони пришел к выводу, что следствие велось предвзято с единственной целью: не поднимать вопроса о возможной причастности к нему лиц высокого общественного положения. Он посоветовал С. Ю. Витте требовать повторного расследования дела независимыми юристами из состава верхней палаты, чтобы все лица, прямо или косвенно причастные к этому злодейству, были выявлены и понесли заслуженное наказание. А. Ф. Кони запомнилось, как С. Ю. Витте с горечью говорил о ходящем в некоторых кругах ехидном предположении, что «адские машины» были подложены по его поручению или по крайней мере с его ведома. «Я не мог, — пишет А. Ф. Кони, — не разделить вполне этого справедливого и глубокого негодования»²³.