Пускай она больна и бредит… Но она хорошо запомнит весь этот бред! И всё потом подробно сообщит, Куда Надо, Кому Следует. А уж там, тот, Кто Надо, разберется по совести. Потому что Партия не ошибается. Никогда!
Теплая и сильная рука обняла её за плечи…
— Наташа, не волнуйтесь! Мы, в любом случае, их победим! Если для этого придётся пойти на жёсткие меры, неприятные, кровавые — какие угодно — мы на них пойдём! Мы их победим в любом случае! Мы ведь же отморозки. (Отморозок — особый сорт крепкого самогона, полученный путем вымораживания в нем воды.) Реальные. Поверь. Мы победим в этой войне! Наша личная жизнь и благополучие теперь не имеет для нас ни малейшего значения — мы ведь уже умерли… Второй раз нас убить будет довольно сложно… Хе-хе. Поэтому пусть заранее вешаются! Как говаривал поручик Михаил Зощенко: запасайтесь гробами, сволочи! Мы уже идем к вам!
Натка тихо улыбнулась, сквозь внезапно прилившие к глазам слезы:
— А я и не боюсь! С тобой, я ничего и никого не боюсь!
Поднимаясь по врезанной в крутой берег деревянной лестничке от маленькой, сколоченной из белеющей березовой корой жердей пристани, фактически мостков, наподобие тех, с которых в прибрежных деревушках бабы полощут стиранное белье, Бекренев сначала не сообразил, что он видит перед собой…
Восемь человек в новеньких, с иголочки, черных арестантских бушлатах с красными повязками на рукавах как будто отплясывали на дороге какой-то безумный танец.
Присмотревшись, Валерий Иванович увидел, что они не пляшут, а бьют: палками, досками с гвоздями, месят тяжелыми сапогами лежащих в набухающей кровью грязи скорчившихся, прикрывающих голову и живот окровавленных людей… Наконец, один из красноповязочников, как видно, утомившись, рухнул на одного из несчастных и стал яростно и злобно грызть его шею своими сахарно-белыми, быстро окрасившимися красным, зубами.
— А, поймали наконец!
Обернувшись назад, Бекренев увидел поднимающегося вслед за ними катерного механика.
— Что, никак побегушников поймали? — стараясь из последних сил сохранять спокойствие, спросил Валерий Иванович.
— Да что вы! — махнул рукой тот. — С побегушниками вообще разговор был бы короткий! Вот, построили тут два Фан Фаныча плотик, и хотели по Ваду до Мокши доплыть, весной еще… Ну, ВОХР на мой катер прыгнула, догна-а-али… Те, руки в гору. Так вохровцы одному три пули в руки вогнали, а другого пожалели, только две ему всадили!
Механик по доброму улыбнулся:
— Потом заставили их плот по берегу тащить…
— Простреленными руками? — уточнил Бекренев.
— Ага. А они, фофаны, не могут, вот потеха-то… тогда вохра взяла, да их руки под мой винт сунула! Просто посмотреть захотели, что, мол, будет? Представляете, в лохмы измочалило.
— А потом что с ними сталось? — каким-то неживым голосом спросила Наташа. Таким неживым, что Бекрнев предостерегающе схватил её за плечо.
— Да что сталось? Ничего… Головы для отчета пилой двуручной отпилили, с собой взяли. Рук-то нет, дактилоскопию не снимешь! а остальное в речку сбросили, пусть раки жируют…
— Их застрелили? — зачем-то уточнила Наташа.
— Почто?! — удивился механик. Посмотрел на неё внимательно, повторил, особо для тупых горожан: — Я же говорю, головы им пилой отпилили… Да ведь Фан Фанычам все одно пропадать было: что на пятисотке при выполнении нормы, что при трехсотке при невыполнении, что на гарантийке, когда двести граммов хлебушка без всякого приварка дают! Конец-то один, Загиб Иванович! Единственное, что при выполнении нормы (это тридцать четыре дерева в день на трех человек — срубить, очистить от сучьев и коры и распилить на балансы установленной длины) не раз вспотеть успеешь, покуда не загнешься…
— А когда им… пилили… вы сами где были?
— Вестимо где! Помогал пилить. Что же я, буду просто так стоять, когда другие работают? — удивился механик.
— Ясно… а этих… за что казнят?
— Загонщики они! Тут приехал к нам в Барашево чин один из самой Москвы! Понимаете? Из самой столицы! Ну, начальство решило его порадовать, охоту устроить… Выгнали зека и стали те дичь сгонять… Да начальник московский дичь стрелять не стал: говорит, негуманно это и не спортивно! А эти двое каким-то образом живого зайца поймали, да и давай его драть: шкурку содрали, и жрут прямо сырым. Начальник московский увидал, да возмутился: варвары, варвары, говорит! Наказать, говорит, их, только гуманно… Да вы не волнуйтесь! Наши зэка народ привычный! Давеча я сам смеялся до слёз: бьет козел палкой отрядного зэка, а сам его при этом спрашивает: Кто тебя бьет? Не знаю, — говорит, гражданин начальник. А тот не унимается: Ну, а может быть я тебя бью? Подумай хорошенько! — Нет, говорит, не вы меня бьете, гражданин начальник. — Ну, а кто же тогда?! — опять спрашивает козёл. — Не знаю, гражданин начальник. Упал я сам, ушибся… Ха-ха-ха, вот у нас какие шакалы дрессированные.
— А кто такие эти козлы? — все тем же голосом спросила Натка.