Витязь в тигровой шкуре

Если аллитерация есть созвучное сочетание нескольких звуков, то консонанс — созвучие единичных звуков. Они играют у Руставели большую роль. Настроение целой строки, а иногда и всей строфы у Руставели определяется олнпм главным звуком, так сказать, доминирующим консонансом. Упустить его — это значит потерять музыкальную тему построения строки или целой строфы.

Примеры: заканчивая картину объяснения в любви между Тинатин в Автандилом, Руставели заключает строфу строкой:

136

Блещут белым блеском зубы, нет у молнии такого.

Иногда, как сказано, целая строфа определяется одним доминирующим звуком. Например, строфа из рассказа о взятии каджетской крепости сделана на «р»:

1418

Без удара низвергает Тариэль громовым ревом... и т. д.

Ясно, что задача представить русскому читателю подлинное мастерство Руставели требует передачи не только фраз, не только слов, но и звуков, без чего стих Руставели не получит достаточной музыкальности.

И аллитерации и консонансы в стихе Руставели не формалистические моменты, а несут специальную функцию выражения определенных поэтических замыслов. Но высшую ступень мастерства поэтического выражения представляют «маджамы», т. е. строфы, рифмованные на омонимы. В корне ошибочно мнение, будто маджамы — формалистическая демонстрация виртуозности стихосложения. История мировой литературы знает, конечно, примеры и такого вырождения омониальных рифм.

У Руставели маджамы выражают либо высший гнев, либо высшую радость, либо восторг. Они у него разных видов: либо все четыре рифмы состоят из самостоятельных, рифмуемых омонимов, либо же в одном, двух и трех случаях они выступают как составная часть других слов при обязательном условии, что в трех, в двух или хотя бы в одном случае рифма-омоним — самостоятельное слово. Они имеются в обоих видах шаири, но преимущественно в длинных шаири.

Перевести маджамы Руставели на русский язык до последнего времени считалось труднейшим делом. Особенную трудность представляют маджамы мужских рифм. Мы их перевели почти все по обоим видам шаири, причем держались предельной точности в отношении к тексту, т. е. не превращали перевода маджам в формализм.

В кратком предисловии невозможно дать примеры всех видов маджам. Без перевола маджам в поэтическом наряде Руставели не будет хватать венца.

Всем этим далеко не исчерпывается поэтика Руставели.

Кратко коснемся и других вопросов. В центре поэтики Руставели стоит его собственная теория стиха, данная в двух знаменательных строфах пролога. К сожалению, они до сих пор не были полностью раскрыты в руствелолопш, не говоря уже о переводах. Эти строфы должны быть раскрыты, так как в них не только решается большая теоретическая проблема композиции, но содержится и ключ к пониманию архитектоники всей поэмы.

Высказав свой реалистический взгляд на поэзию, Руставели считает, что настоящая поэзия — это поэма, большое произведение, а не «куцый стих» (стр. 1,6), простое рифмоплетство, относительно которого он восклицает: "С мастерством тут сходства нет". Руставели считает, что искусство поэта можно проверить «протяжным» стихом, где стихотворцу представляется возможность отступить, «пойти назад», чтоб взять новый разгон,-

14

Если сила слов иссякнет и в стихах ослабнет лад.

Исчерпав один порыв, поэт покажет себя, если —

15

Не сомнет он хода мысли, а отступит только с боем
И, взмахнув чоганом ловко, вновь сумеет стать героем.

Этот прием, имеющий целью поднять стих на новую высоту, проходит через всю поэму. Кто не понимает, в чем тут дело, у того получается впечатление, что в поз'ме либо повторения, либо позднейшие вставки, так называемые интерполяции.

В предисловии нет места для исчерпывающего показа того, где поэт применяет указанный им прием. Этот же принцип положен в основу построения сюжета — с отступлениями, возвращениями к первому кругу событий, с ингредиентами и с торжественным разрешением двух магистралей повествования в общий и высший аккорд. Таким образом, разговоры о сюжетной композиции Руставели в духе всяких «форгешихте» и т. п. отпадают.

Руставелевская строка строится по принципу мозаики.

Переводчику это надо твердо знать. За исключением единичных случаев, где мы также следовали за текстом, строка не переходит в другую. Практикующееся до сих пор растягивание перевода первых двух строк на четыре и выбрасывание остальных или перенос их в следующую строфу — недопустимы. Руставелевская строка насыщена, и такою же приходилось делать и русскую строку. Четвертая строка у Руставели служит художественной рамой для первых трех: она их скрепляет и завершает. Поэтому почти все афоризмы Руставели падают на четвертую строку.