И, почти коснувшись колесами бетона, эта тень повернулась по-балетному плавно, почти на девяносто градусов, точно вдоль полосы. Из-под шасси полетел дым, и одновременно хлынул дождь, залил стекло и отрезал самолет от зрителей. Сашка в толпе орущих людей побежала по коридору, мимо закрытой линии предполетного досмотра, мимо растерянных сотрудников аэропорта, наружу, под ливень.
Самолет очень медленно поворачивал с посадочной полосы к зданию аэропорта. Ни один огонек на нем по-прежнему не горел.
— Лиза!
Сашка не успела себя остановить. Лиза Павленко сидела на скамейке на улице Сакко и Ванцетти, под облетающими липами, и курила, глядя стеклянными глазами сквозь дымное облако. Сашка не подумала ни о бойкоте, ни о своей вине перед Лизой, она просто рада была видеть, что Лиза цела и руки ее не трясутся, и как бы ни наказывал ее Фарит, это уже в прошлом.
— А, это ты, — к моменту, когда Лиза сфокусировала взгляд и откликнулась, Сашка успела трижды пожалеть о своем порыве.
Она была готова к тому, что Лиза махнет рукой и уйдет, но та, наоборот, похлопала ладонью по скамейке рядом.
— Хочешь сигарету?
Сашка подошла, уселась рядом и, не вполне осознавая, что делает, вытащила сигарету из пачки, которую протянула ей Лиза.
…Она сбежала из аэропорта, как только сделалось ясно, что пострадавших при экстремальной посадке нет. Лил дождь, мигала огнями «Скорая», выгружались, таща ручную кладь, пассажиры — они, кажется, испугались меньше, чем люди на земле. Командир в белом кителе не покидал борт — стоял на верхней площадке трапа, контролировал высадку, разговаривал с кем-то по телефону, и казался — издали — очень неподвижным среди общей суеты.
Грозу уносило к западу. Водитель рейсового автобуса затягивал с отъездом — ждал пассажиров. Сашка под редеющим дождем дошла до трассы и села в проходящую маршрутку…
— Дым надо вдыхать, — сказала Лиза. — А не держать во рту. Так у тебя будет рак гортани…
Сашка поперхнулась.
— Ты знаешь, что он со мной сделал? — продолжала Лиза, как сомнамбула. — Он привел ко мне моего Лёшку. Того, кем мой Лёшка стал теперь. И сказал — «Это я тебя еще щажу»… Самохина, учись. Сделай с ним что-нибудь. Если не ты — то никто.
Лиза поднялась и пошла, шатаясь, ко входу в переулок.
Стоило Сашке без сил повалиться на кровать, как ее планшет зазвонил — чуть дребезжащим механическим звонком, ровно таким, который был когда-то у Сашкиной мамы в коридоре на полке. Сашка подскочила, сперва ответила на вызов и только потом сообразила, что ее поймали на нехитрый эмоциональный крючок. Сам этот звук — манипуляция.
— Ты мне звонила, — сказал в динамике Фарит Коженников.
Сашка вспомнила, как смотрела на нее Лиза — сквозь дым. Не нашла в себе сил ответить.
— А я был занят, — невозмутимо продолжал Фарит. — Что ты хотела сказать?
— Вы, наверное, цветы поливали, — с ненавистью пробормотала Сашка.
— Цветы? — он удивился. — Может, и цветы, почему нет? Давай, задавай свои вопросы, все равно ведь не удержишься.
— Я выполняю ваше задание, — сквозь зубы сказала Сашка. — Я ищу возможности успевать в классе аналитической специальности, я нашла единственного… человека, который смог мне помочь. Ну и что вы с ней сделали — в награду?!
— О награде речь не идет, — проговорил он с показным терпением в голосе. — Есть правила, их следует исполнять. Поступает сигнал от преподавателя — я реагирую. Иначе как бы вы справлялись с программой?
Сашка молча пережила всплеск ярости и отчаяния. Чему-чему, а владеть собой они ее научили.
— Относительно меня, — она следила за дыханием, — сигналов на этот раз не поступало. Насколько мне известно. Тогда что это было, на аэродроме?!
— Помочь тебе могут двое, — сказал он бесстрастно. — Во-первых, это я, и я помогаю, как могу. Я бужу твою фантазию. Я подсказываю пути. Я помогаю тебе с первого момента, как мы встретились, если ты помнишь…
Сашка прикусила губу почти до крови.
— Но во-вторых и в-главных, это ты, — сказал Фарит. — Помоги себе, Саша.
Сашка остановилась в дверях первой аудитории — на долю секунды. Мысленно размечая временные такты. «Тогда». «Сейчас». Беспечно улыбнулась Физруку, как на площадке для рок-н-ролла. Как будто она девчонка-первокурсница, а он — юный преподаватель физкультуры.
— Ого, — сказал он вполголоса. — Вы уверены, что это стоит делать?
— Нет правил, которые это запрещают, — сказала Сашка.
— Нет правил?
Образ Дим Димыча слетел с него, хотя черты лица не изменились. На Сашку взглянула нечеловеческая личина: крышка от кастрюли и то выразительнее. Преодолевая страх, она выше подняла подбородок.
— Я готова к занятию.
— Откажитесь от этой идеи, — проговорил он механически четко, — и я сделаю вид, что ничего не заметил.
— Дмитрий Дмитриевич, — сказала Сашка, глядя в его пустые, ничего не выражающие глаза. — Вы не оставили мне выбора. Вы не хотите меня учить, вы никому не позволяете меня учить — ну что же. Я найду способ научиться сама.