А потом пузырь лопнул. Сашка почувствовала вес своего тела, пропасть под сиденьем — километры пустоты. И здесь же, под крыльями, заполненные топливные баки. Куда, в какое пекло мог вот так отправить ее Фарит Коженников, в какой филиал Торпы за «работой над ошибками»?!
И она испугалась — до дрожи, до тошноты, до железного привкуса во рту, а самолет раскачивался, стюардесса ползла по проходу на четвереньках, ребенок захлебывался криком…
— Уважаемые пассажиры, — послышался голос в динамиках, — говорит командир экипажа Ярослав Григорьев. Мы находимся в зоне турбулентности, это совершенно нормально, безопасно и сейчас закончится. Пожалуйста, оставайтесь на местах и соблюдайте спокойствие!
Голос был ровный, глубокий, самую толику раздраженный, но в нем звучали особенные «родительские» нотки, достигающие подсознания: я рядом. Прекрати истерику. Ничего не случилось. Что ты как маленький.
Младенец первым услышал скрытый в обычных словах приказ и заткнулся, будто его выключили. Стюардесса, красная как рак, взгромоздилась на свое место и пристегнулась. Люди один за другим замолчали, кто-то даже пошутил, кто-то нервно засмеялся. Самолет в последний раз покачнулся и дальше заскользил, как по гладкой дороге, как по надежнейшей твердой тверди. Люди, которым сделалось весело от хороших новостей и стыдно за свой детский страх, принялись старательно делать вид, будто ничего не произошло, и только стюардесса потирала колено и злобно поглядывала на мужичка в ковбойке…
Сашка хотела, чтобы самолет поскорее приземлился и чтобы полет продолжался вечно, эти желания переплетались в сердце и животе, Сашка чувствовала их, как голод и жажду. Наконец снова включился сигнал «пристегнуть ремни», и тот же голос в динамиках проговорил невозмутимо:
— Через несколько минут наш самолет произведет посадку в аэропорту города Торпа…
Он приземлился так мягко, будто полоса была намазана медом. Пассажиры с облегчением зааплодировали — все, кроме Сашки, она уже думала о другом. Реальность переключилась, будто кадр старинного диафильма: она снова в Торпе. Сегодня первое сентября. Если специальность на первой паре, то гарантирован прогул…
Аэропорт был размером чуть больше газетного киоска; новенькая надпись «Торпа», и другая, «апроТ», располагались друг против друга. Прежде никакого аэропорта здесь не было, да и зачем он нужен в маленьком, потерянном на карте городишке?
Сашка проследовала за толпой пассажиров, как щепка за потоком.
— Такси! — крикнул мужчина в старомодной джинсовой куртке. — Девушка! Надо такси?
Он верно оценил выражение Сашкиного лица, потерянный взгляд, рюкзак, судорожно прижатый к груди. Приветливо повел рукой, указывая на ярко-желтую, как лимон, немолодую машину:
— Добро пожаловать в Торпу!
— А… сколько?
Он назвал цену, и Сашка мигнула. Фарит Коженников выдал ей конверт с деньгами в счет стипендии, и этих денег как раз должно было хватить на проезд. Она понятия не имела, что сейчас почем, ей просто надо было попасть в институт как можно скорее.
Таксист, улыбаясь во весь рот, пригласил ее в машину. Сашка опустилась на потертое сиденье, погружаясь в запах въевшегося табака и «хвойного» освежителя воздуха. Но за секунду до того, как дверца захлопнулась, ее перехватила чья-то рука:
— Одну минуту…
Сашка вздрогнула от этого голоса и повернула голову. Рядом с таксистом стоял мужчина в белой рубашке пилота, с черными погонами на плечах, без фуражки. Его лицо было желчным и злым, и Сашка снова испугалась: как будто человек с таким лицом сейчас вытащит ее за волосы из машины, обвинит в чем-нибудь, вызовет полицию…
— Сколько-сколько ты с нее потребовал, дядя Боря? — тихо спросил пилот.
Таксист пробормотал что-то сквозь зубы.
— Я очень спешу, — сказала Сашка пилоту, будто оправдываясь.
— Он вас обирает, — отозвался тот отрывисто. — Нагло обворовывает. Выходите, я довезу бесплатно, мне все равно в город.
— Улетал бы ты, — таксист сплюнул.
— Выходите, — пилот требовательно смотрел на Сашку, не удостаивая таксиста взглядом. — Вам куда, в институт?
У него была серебристая «Мазда», на заднем сиденье валялся чемодан на колесиках и фуражка.
— Я вашим рейсом прилетела, — сказала Сашка.
— В Торпу, — он вырулил с парковки, — один рейс дважды в неделю, утром сюда, ночью обратно. Дурацкое, если честно, расписание, но у меня шкурный интерес… Отец тут. Машину оставляю на долгой стоянке. Все равно отец уже не водит, он почти слепой.
— Значит, вы вечером улетаете, — сказала Сашка.
— Да, поздно вечером, — он вырулил на трассу. — Извините, что влез не в свое дело, но терпеть не могу наглых грабителей. И я ведь этого таксиста с детства знаю, был достойный когда-то мужик… Эх.
— Турбулентность, — тихо сказала Сашка.
— Жизнь, — отозвался он невозмутимо. — Неприятно. Но что поделаешь.
— Я про сегодняшний рейс…
— А, это, — он чуть улыбнулся. — В турбулентности самое опасное — получить чемоданом по башке. Это же не грозовой фронт…
Сашка бы с удовольствием и дальше слушала его голос, но он перестроился в крайнюю левую полосу и замолчал. Ах да, он ведь помнит, что она торопится…