Vita Nostra. Работа над ошибками

Он по-прежнему придерживал руль расслабленно, двумя пальцами. У Сашки мелькнула дикая мысль, мерзкая и притягательная: если на такой скорости взять да и вывернуть руль в сторону, успеет ли Фарит остановить ее?

— Ты как маленькая, — пробормотал он укоризненно. — Первый курс, истерики, фантазии… Перестань.

Он на секунду включил «дворники», сметая с лобового стекла трупы разбитых мошек.

— Я просто мошка, — сказала Сашка, не успев подумать. — Ускорение прямо пропорционально вызывающей его силе…

— Стоп, — он на секунду повернул к ней голову. — Ты прекрасно знаешь, что я не требую невозможного. Трудно, да. Но реально. И поверь, я избавил тебя от куда худшей участи. И поверь, это было не просто.

Сашка сдавила рюкзак на своих коленях так, что хрустнули карандаши внутри.

— А… зачем?

— Мне с тобой интересно, — он, кажется, не шутил. — Ты опять оказалась не тем, кем считали тебя преподаватели. Мне любопытно, на что еще ты способна… И что из тебя получится. Может статься, что ничего, и тогда я напрасно играю с тобой в бирюльки посредством времени, пространства и искаженной реальности.

— Вы играете, — Сашка сама услышала, каким глухим, тяжелым и старушечьим сделался ее голос на этих словах. — Играете… А… Валентин?

— Какой Валентин? — спросил Фарит с чуть подчеркнутым, деланым удивлением.

— Муж моей мамы, — выговорила Сашка, уже все понимая, но не желая верить. — Отец ее сына… моего брата… который родился, когда я была на втором курсе…

— Валентин, — сказал Коженников, — их внезапная любовь с твоей мамой, ребенок… были нужны, чтобы тебя без эксцессов отпустили учиться в Торпу. Александра не поступила в Институт — ее мать никогда не сошлась с Валентином — их сына нет и не было.

— Как не было? — тупо переспросила Сашка. — Как не было?!

— Он не родился, — мягко объяснил Коженников. — Зато есть другой ребенок — дочь Александры Самохиной и Ивана Конева.

— «Зато»?!

— Есть мать Александры Самохиной, — продолжал он терпеливо, — которая не вышла замуж повторно, не доверяет мужчинам и не нуждается в личной жизни. Тебе ли не знать, что абсолютны только идеи, а проекции… проекции ложатся по-разному, как тени на стенах пещеры.

Сашка несколько минут молчала, укладывая в голове фрагменты разбитой и заново собранной реальности. Любила ли она брата? Была ли по-настоящему к нему привязана? Стоит ли его оплакивать, ведь он не умирал — он не рождался и не был зачат? Но Сашка-то помнит его запах, его младенческий зимний комбинезон, его улыбку…

А потом ей сделалось так жалко маму, что перехватило горло. Никакой любви, ни нового замужества, ни семьи… Стыдно было вспомнить, как Сашка ревновала, когда у мамы с Валентином завязался роман. Как считала маму чуть ли не предательницей. И вот — ее мать совсем другой человек, с другим опытом, да еще и раздавленный своей потерей.

— Это по-людоедски, — сказала она вслух.

— Да что ты говоришь, — Фарит хмыкнул. — Посмотри с другой стороны: дочь погибшей Александры почти взрослая, а ее мать найдет утешение во внучке. По-людоедски я тоже могу, но ты пока не давала мне поводов.

Мотор работал бесшумно, казалось, машина стоит на месте, и только дорога, как лента, бешено несется, укладываясь под колеса. Сашка не помнила в прошлом таких дорог. Она не помнила таких машин и таких дорожных знаков: Сашка провела в безвременье долгие годы, а теперь вывалилась, как муха из янтаря, в мир, который заметно изменился — и ощутимо остался прежним. И что теперь с этим делать?

Сашка прислушалась к себе. Да, она была потрясена, но не раздавлена. Обучение в Торпе не прошло даром: даже рухнувшее небо она готова принимать как очередной урок.

— Я хочу их увидеть, — сказала Сашка и с неудовольствием услышала в своем голосе просительные нотки. — Это ведь по-прежнему моя мама, так, хоть и постаревшая? А девочка… она ведь… моя дочь? Биологически?

— Ты правда думаешь, что они обрадуются?

Сашка сглотнула. Вспомнила, с каким диким ужасом смотрела на нее Александра Конева. Она, Сашка, и для своей постаревшей мамы, и для неведомой дочери — ходячий кошмар…

— Что значит — «биологически»? — он заговорил тоном доброго, но утомленного ментора. — Ты, что ли, обезьянка? Ты информационный объект, Саша. Грамматически эти люди к тебе не имеют отношения.

— Тогда непонятно, — прошептала Сашка, — кого вы собираетесь убивать, если я стану плохо учиться?

— А ты осмелела, — пробормотал он и ухмыльнулся, и от этой ухмылки у Сашки онемели щеки.

* * *

В аэропорту, стоя в туалете перед зеркалом, она потратила несколько минут, всматриваясь в свое лицо, мысленно сравнивая его с лицом погибшей Александры Коневой. Надо же было догадаться — так рано выскочить замуж, да еще и за Ваньку… То-то, наверное, завидовали одноклассницы…

«Рейс через полтора часа, — сказал, провожая ее, Фарит Коженников. — Тебе придется очень быстро бегать по коридорам, не опоздай».