Vita Nostra. Работа над ошибками

Сашка увидела Вику и Лену, которые прежде были ее соседками по комнате в общаге. Увидела парней и девушек, с которыми не особенно водилась, но которых встречала каждый день в институте. Всматривалась дальше, переводила взгляд с лица на лицо, и опять с лица на лицо, и готова была взвыть от ужаса, но потом вышел Егор — выбрался последним и долго стоял у двери, как будто ждал кого-то, как будто надеялся, что его однокурсники вот-вот повалят из зала толпой, и можно будет смеяться, обниматься и жать друг другу руки, как после очередного зачета…

Появился Физрук — в черном костюме с черной рубашкой, как на похоронах, и тут же вышел Стерх, сгорбившись чуть больше обычного. Стоя в отдалении, Сашка не могла и не хотела слышать, что эти двое говорят потрясенным студентам.

— Бойня, — сказала Лиза и щелкнула зажигалкой, затягиваясь прямо напротив будки вахтера.

— Девушка! — железным голосом рявкнул динамик. — Курить запрещено! Захотели штраф?

Лиза потушила сигарету о свое запястье. Сашка перехватила ее за руку:

— Обалдела?!

— Бойня, — повторила Лиза, стеклянными глазами глядя перед собой. — Каждый второй не сдал… Отойди от меня, подстилка.

Третьекурсники, сдавшие свой экзамен, потихоньку перетекали к доске с расписанием — только что темная, она вдруг осветилась, и на ней появился список фамилий с оценками: «Четыре. Два. Два. Три. Пять. Два. Два…» Проглотив горькую слюну, Сашка зашагала к Егору — тот стоял чуть в стороне от всех и, кажется, не очень понимал, что происходит.

— Послушай… — она не решилась коснуться его, только остановилась за спиной, в двух шагах.

Он обернулся, секунду смотрел на нее, не узнавая, потом глаза его сделались огромными, как чайные блюдца:

— Самохина?!

Будто сразу забыв о ней, он обернулся к однокурсникам:

— Мужики! Девчонки! Самохина здесь! А врали, что она провалилась! Они нам врали, они все врут!

У него было лицо человека, забившего решающий гол на чемпионате мира:

— Наши тоже вернутся! Они нас запугивали, все, у кого «два», вернутся!

— Нет, — услышала Сашка и обернулась через плечо.

Костя стоял у подножия конной статуи, сунув руки в карманы трикотажной куртки с капюшоном.

— Нет, — повторил он громче. — У кого двойки в ведомости, не вернутся никогда. И не мечтайте.

Егор приподнял верхнюю губу, обнажая зубы — как собака, готовая броситься. Зашагал через холл к Косте и без паузы, без единого слова врезал ему кулаком в челюсть, снизу.

Костя от неожиданности потерял равновесие, оступился и грохнулся на пол, спиной вперед. Егор остановился над ним, будто вдруг ослепнув, будто упустив цель, которая только что была так очевидна.

* * *

— Приложи лед. Вот, возьми свежий.

— Мне не надо, — Костя отвернулся. — Ничто материальное не имеет ценности. Хотя зубов было бы жалко.

Они сидели в Костиной комнате в общаге, куда Сашка довела его под руку. Лед, в пластиковой коробке-термосе, она же принесла из холла первого этажа, из морозильной камеры.

— Зря я к нему полез, — сказал Костя с тоской. — Ты видела, что случилось с их курсом?

— Бойня, — прошептала Сашка, невольно цитируя Лизу.

— Когда я вышел из этого зала и увидел, что у Женьки двойка, а у тебя прочерк, — Костя, поморщившись, приложил упаковку льда к распухшей челюсти, — я свалился не в агрессию, а в тоскливое такое болото… А у твоего пацана здоровая молодая реакция.

— Он не мой. И он старше нас обоих.

— Ты заметила, что он тебе даже не обрадовался? Точнее, он обрадовался не тебе. Он зацепился за тебя, как за пре-це-дент, — Костя попытался улыбнуться и тут же страдальчески зажмурился.

— Слушай, — сказала Сашка. — Я не знаю, что вы все обо мне думаете, но у меня нет договора с Фаритом. Есть… тактическое равновесие.

— И теперь ты ничего не боишься, — пробормотал Костя, не то спрашивая, не то сомневаясь вслух.

— Ну как, — Сашка заколебалась. — Я пытаюсь.

— А… пилот, — Костя по-прежнему не смотрел на нее, — он… не боится тебя?

— Он очень смелый, — сказала Сашка после паузы.

* * *

— …Я в Сингапуре, вылет через полтора часа…

Его голос, даже протянутый через много тысяч километров, действовал на нее как заклинание. Сашка слушала, невольно улыбаясь, разглядывая карту на стене; старый телефон — пластиковая трубка на витом шнуре — разогревался в ладони, раскалялся, но не обжигал.

Дом, казалось, прислушивается к разговору — но деликатно. Неназойливо.

— Я скучаю, — говорила Сашка. — Я перебираю в уме каждое слово, которое ты мне сказал.

— Я уже ближе. С каждой сотней километров. Я лечу и представляю, что ты сидишь в салоне у меня за спиной…

— Скажи что-нибудь еще. Все что угодно. Я просто хочу тебя слушать.

— Здесь тропический ливень. Вытянутой руки не видно. Но, когда мы вырулим на полосу, он уже прекратится… Я прилечу в марте.

Сашка закрыла глаза: мягкое тепло заливало ее изнутри. В марте наступит весна, осядет снег, и прольются сосульки, и ошалеют коты…

— Ты смеешься? Сашка, ты так здорово смеешься, посмейся еще…

— Мяу, — сказала она, задыхаясь от смеха и чувствуя, как поднимается в животе горячая волна.

* * *