Vita Nostra. Работа над ошибками

Сашка очень медленно, нитку за ниткой, расслабила мышцы, привалилась к нему и положила голову на плечо. И пожалела только о том, что не успела поставить «якорь» во времени, что не сможет повторять эту минуту много раз, как любимую запись.

Но, может быть, к лучшему. Успей она поставить «якорь» — возможно, не хватило бы мужества двинуться по времени дальше.

* * *

В час ночи Антон Павлович вытер очки носовым платком, поблагодарил Сашку и Ярослава за чудесный праздник, пожаловался на сонливость и ушел к себе в комнату. За ним закрылась тяжелая дверь цельного дерева. Сашка сидела, задержав дыхание, ни жива ни мертва — ее плечи затекли, она уже давно боялась пошевелиться.

Ярослав осторожно убрал руку. Склонился к Сашке, заглянул в лицо. Снова привлек к себе, и Сашка поняла, что не готова к такому повороту событий. Хлопотать по дому, наряжать елку, беседовать со стариком, оплетать его кружевами повседневной, хотя и праздничной, жизни, спать, свернувшись калачиком на диване, возвращаться к учебе, плестись на занятия… Прыгать выше головы, летать в небе над Торпой… Останавливать катастрофы и отменять чужие смерти — это да. Но смотреть сейчас на Ярослава, чувствовать прикосновение, вдыхать его запах Сашка боялась — как ребенок, с трудом взобравшийся на огромную вышку, боится смотреть вниз.

— Надо убрать со стола, — она выскользнула из его рук. — Скорее поставить в холодильник, что не съедено…

…И ведь она не помнила, что за белье надела сегодня. Какая пошлость… какая разница, если она не готова. Ей неловко, страшно, ей стыдно, в конце концов, это другой, чужой, полузнакомый мужчина…

Он поймал ее и отобрал фарфоровую тарелку. Взял ее ладони в свои:

— Ты дрожишь.

— Ты думаешь, я сумасшедшая? — она осознала, что трясется, как мокрая мышь, и зуб на зуб не попадает.

— Идем.

Сашка почувствовала, что земля уходит из-под ног — он поднял ее на руки без усилия, она почувствовала его горячую ладонь на своих ребрах. Он понес ее куда-то в полумрак, и на ходу она цеплялась за все, что попадалось по дороге — за спинку кресла, дверную створку, за одежду на вешалке, за край занавески, — цеплялась, желая не удержаться, а замедлить его ход. Готовая разорваться изнутри, как воздушный шар в стратосфере.

Трещали и прыгали в темных стеклах фейерверки. В спальне Ярослав задернул шторы, и звуки ночного веселья отдалились. Сашка сделала вялую попытку удрать, он перехватил ее у двери, накрыл ее плечи ладонями, будто огромными эполетами:

— Не бойся.

— Что ты сказал?!

— Не бойся, — он смотрел на нее из полумрака, в глазах отражался фейерверк, хотя окно было зашторено.

— Надо говорить — «осмелься», — сказала Сашка. — Без частицы «не».

* * *

Первые минуты ей приходилось контролировать себя, чтобы не выскочить из человеческой оболочки, не вырасти до неба и не присвоить себе дом, город, огни салютов и петард, елки на площадях вместе с гуляющими и самолеты в черном небе. Но потом ей сделалось так хорошо в границах человеческого тела, что она перестала себя сторожить, ограничивать и отслеживать.

Они были два подростка, школьники, сбежавшие с уроков и запершиеся в пустой квартире, оба в первый раз, влюбленные и перепуганные. И в то же время они были взрослыми супругами, давно и прочно знающими друг друга, и за стеной спали их дети. И в то же время они были пожилыми и нежными, дедушкой и бабушкой своих внуков… и даже имена и лица этих внуков привиделись Сашке в отдаленных вспышках фейерверков. Возможно, она разомкнула время и понастроила моделей, сама того не желая. А может быть, все, что она чувствовала, было настолько насыщенным и плотным, что бесконтрольно стремилось к созданию новых смыслов — так точка невыносимо концентрированного пространства, однажды дав себе волю, образует материю, энергию и законы физики.

Ярослав был рядом, ближе, чем любой человек до него, и Сашка наслаждалась близостью, при этом его не присваивая. Словно танец на тончайшем льду, на границе пропасти, от которого перехватывает дыхание. Рядом, слившись — но соблюдая границы. Сашке отчего-то казалось, что он тоже это чувствует — вряд ли понимает, но ощущает и не боится.

Наконец ближе к утру фейерверки стихли.

* * *

Она просыпалась четыре раза, чтобы убедиться, что он рядом, обхватывала его руками и ногами и мгновенно засыпала снова. Проснувшись на пятый раз, когда за шторами уже светило солнце, Сашка обнаружила себя в постели одну.

В гостиной, за толстыми стенами, очень тихо беседовали Ярослав с отцом. Сашка могла бы подслушать, но испугалась одной этой мысли. Судя по интонациям, беседа была приятная, даже веселая, какой только и должна быть семейная беседа новогодним утром. Сашка приподнялась на локте — и вспомнила, что было ночью, до мельчайшего движения, до единой вспышки.

Выдохнув, она повалилась обратно на подушку и закрыла глаза.