Она вытащила из него чувство вины, нездоровое и токсичное, и подсветлила горе, как подсветляют чай молоком. Из всех граней его личности выбрала самые удачные, цельные и достойные и поставила в центр композиции. Удалила память о последних минутах — с момента, когда он увидел Сашку. Потом выпустила его плечо, повернулась и пошла прочь, и остановилась только за стеной разросшихся кустов — желтеющих, но еще плотных.
Хлопнула дверца машины. Сквозь густые листья Сашка смотрела, как он шагает к подъезду — торопливо, но твердо.
Вот закрывается дверь лифта, вот она открывается снова. Стоя у живой изгороди на краю двора, Сашка одновременно видела, как Конев приближается к знакомой двери, как собирается нажать на кнопку звонка, но вместо этого вынимает ключ из кармана. Конечно, ведь у него есть ключ…
Сашка увидела, как Конев вошел в прихожую. Как мама появилась в дверях комнаты — постаревшая, измученная, но живая. Конев заговорил с ней — теми самыми словами, которые должны были сейчас прозвучать, с той интонацией, что была необходима, и выражение глаз Сашкиной мамы начало потихоньку меняться, а потом приоткрылась дверь соседней комнаты, в проеме показалось бледное лицо девочки-подростка.
Сашка на расстоянии дотронулась до девчонки, едва-едва, считывая самые важные, самые болезненные сигналы. Травма и горе — это понятно, но и что-то еще. Одиночество. Конфликт с отцом, недоразумения в школе, обида, заброшенность. Сашка в своем детстве, даже в самые трудные годы, такого не переживала.
Ты не сирота, яростно подумала Сашка. За тебя есть кому заступиться. Пусть я с тобой не знакома, но я твоя мать — по составу хромосом хотя бы. Ни отец, ни бабушка не дадут тебя в обиду, но знай, что у тебя есть я, и ты можешь на меня положиться.
Девочка приняла Сашкину мысль, как зеркало принимает луч света — не истолковывая, просто отражая. Ее взгляд изменился. Она шагнула вперед и обняла отца за шею, и так, обнимая, заплакала, и по лицу своей мамы Сашка поняла, что свидетелем подобных сцен та не была давным-давно.
Конев несколько секунд стоял столбом, прежде чем решился обнять дочь в ответ. Руки дрожали.
Они выживут, потрясенно подумала Сашка. Они станут держаться друг друга, утешать друг друга и даже, возможно, будут счастливы. Это сделала я… Все, что могу для них сделать, но ведь не мало, совсем не мало же?! Я для этого и явилась — помочь, поддержать — и отпустить…
…И кое-что еще, подумала она, чувствуя, как подступает эйфория. Время исправлять ошибки.
Всю ночь она бродила по улицам, зажигая перегоревшие лампочки, осушая лужи, исправляя небрежности и огрехи уличных граффити. Потом ей попался бездомный котенок, забившийся под припаркованную машину. Сашка прислонилась спиной к древесному стволу, глубоко вдохнула, присвоила себе улицу, дворы, дома по обе стороны и перебирала их, как четки, пока на осветилось окно на втором этаже. Вышла женщина в ботинках на босу ногу, в куртке поверх халата, растерянная, но целеустремленная. Прошла мимо Сашки, не замечая ее, на ходу вынимая из кармана телефон. Луч фонарика пошарил под машиной. Женщина с кем-то заговорила; Сашка опустила веки и увидела, как горят в свете фонаря два круглых зеленых глаза и как незнакомка, сменив человеческий голос на ласковое воркование, протягивает руку…
Осознание всесильности, впервые пережитое во дворе ее детства, теперь поднялось, захлестнуло Сашку и подвесило в центре мира, где нет силы тяжести. Женщина уносила за пазухой котенка и прямо сейчас меняла его судьбу, а Сашка смотрела вслед и ни о чем не думала, ничего не чувствовала: для ее состояния в человеческом языке не было слов. Но мир, погрязший в страхе, напуганный мир с мокрыми полосатыми лапами, ей предстояло вытащить из лужи и навсегда изменить.
— Николай Валерьевич, простите, пожалуйста, я прогуливаю.
В современном мире непросто найти телефон-автомат, особенно если он очень срочно нужен.
— Я заметил, — отозвался Стерх в трубке. Голос его не предвещал ничего хорошего.
— Пожалуйста, скажите… Этот дальнобойщик, водитель… которого я… он выжил?
Он очень долго молчал. Сашку заново начало трясти.
— Да, — отозвался он наконец.
— Спасибо… Понимаете, я… наверное, я опять расту как понятие. Я знаю, что должна быть на занятиях, но мне надо сделать кое-какую… работу над ошибками.
— Вы все еще студентка, — его голос иссушился, будто колодец в пустыне. — А сессию нельзя отменить.
— Я… все отработаю, что пропустила, — пролепетала Сашка. — Честное слово. Вы же меня знаете…
— Знаю, — сказал он медленно. — Саша, осторожнее. Пожалуйста.
— Николай Валерьевич, — сказала Сашка, — тот мир, который изменится… обновится… Он будет лучше. Поверьте мне!
— Это не вопрос веры, — сказал он глухо. — Есть ошибки, которые нельзя исправить, но можно извлечь урок… Возвращайтесь.