Вишневый омут

Часу в пятом утра сани были загружены отличными сухими дубовыми дровами. И прямо с кладбища мальчишки поехали в районный центр, на базар, верст за семнадцать от Выселок. На другой день, вечером, вернулись домой довольные собой и счастливые. На вырученные деньги — шутка сказать! — купили сразу двое штанов и буханку хлеба. И — кум королю — полезли на печь с очевидным намерением поблаженствовать. Буханка тут же, на печи, была наполовину съедена.

От сытости, от благополучного завершения рискованного дела, оттого, что они живы, здоровы, а Лысенка стоит в теплом хлеву, ест сено, прихваченное по пути из колхозного стога, и, по-видимому, тоже довольна, ребятам захотелось помечтать. Петька достал с пригрубка «Астрономию» — книгу, добытую им неведомо где, раскрыл нужную ему страницу, сыто икнул и принялся вслух читать, а Васька слушать. Сам читать он как следует не научился, да и не хотел, а слушать любил. Любил перебивать Петьку вопросами, нередко совершенно нелепыми.

Сейчас он не перебивал долго — верно, потому, что был в хорошем расположении духа, и Петьке уже казалось, что дочитает до конца без всяких помех. Но в каком-то месте Васька вдруг зашевелился, фыркнул иронически и возгласил:

— Враки все это!

— Что враки? — не понял Петька.

— Все враки, — повторил Васька.

— Как же это — все? — смешался сбитый с толку Петька.

Васька решил пояснить:

— Вот пишут в этой книжке, что Земля вертится. Враки это!

— Почему же враки? Она действительно вертится.

Васька самодовольно ухмыльнулся:

— Если б она вертелась, мы б с тобой давно в Саратове были. А то сидим на печи в Выселках.

— Чудак ты, Васька! И Выселки, и печь наша крутятся вместе с Землей.

— Ну, уж это дудки! Избы давно бы рассыпались. Одни гнилушки остались бы от них. — Васька говорил все это с такой убежденностью, что вразумить его было совершенно немыслимо.

Спор их обычно длился до той минуты, пока усталость не брала свое и наши астрономы, разметавшись на теплой печи, засыпали снами великих праведников.

Утром Петька уходил в школу, а Васька оставался один на один с не очень-то ласковой к ним действительностью: буханка съедена окончательно, пиджака и валенок по-прежнему не было, а зиме не видно конца. Петька, конечно, запищит, но делать нечего — придется ночью опять ехать на могилки, а оттуда — на базар, торговать дровами. Пятнадцать рублей за один воз — это, брат, деньги! А Бог, если Он действительно есть и если Он действительно создал все на свете, в том числе и их, Петьку и Ваську, то Он должен простить им этот грех. Сходят к отцу Леониду, исповедуются, признаются во всем — и делу конец. А может, и правду говорят в Петькиной школе — Бога нет? Если бы Он был, зачем же столько бед наслал на Петькину и Васькину головы?..

Так мысленно Васька искал оправдания их кощунственным деяниям.

Ночью Лысенка вновь стояла у дороги, возле крестов. А две маленькие фигурки смешивались с крестами, пыхтели где-то в снежной сумятице. С густым кряканьем падали в снег спиленные кресты. Сани наполнялись. На базаре покупатели быстро догадывались о происхождении великолепных дров, но брали их охотно, ни о чем не расспрашивая ребят. Тем более что продавали они свой воз в общем-то по сходственной цене.

Однажды ехали Васька и Петька в лунную ночь. Снег серебрился. Лес, мимо которого шла дорога, покрылся густым инеем. От какого-то невидимого движения деревья чуть вздрагивали, иней хлопьями падал вниз. Вздрагивали и мальчишки. Особенно Петька. За каждым кустом ему виделся волк.

Волк же, настоящий, не созданный Петькиным воображением, а натуральный, лобастый, короткоухий, поджарый, сидел, как мраморное изваяние, на лунной дороге, на той самой, по которой они ехали. Первой его заметила Лысенка и остановилась. Потом увидели и Петька с Васькой. Волк сидел по-собачьи и глядел в их сторону. Петькина буденовка зашевелилась, шишак ее словно бы вытянулся. Петька прильнул к Ваське, но сразу же почувствовал, что Васька дрожит мелкой щенячьей дрожью.

— До-лой! — что есть моченьки закричал Васька.

Волк не шевельнулся. Свет луны, неровный, призрачный, струился вокруг его литого тела. Отсюда, от саней, волчья морда казалась даже ласковой, как у ручной собаки, но это потому, что ребята не видели его глаз — глаз холодного и расчетливого убийцы.

— Говорят, волк на людей не нападает, — робко сказал Петька, нисколько не утешившись сам и не успокоив товарища этой обычной в таких случаях сентенцией.

Васька промолчал. Теперь они чувствовали себя обреченными и находились в том положении, когда ничего не оставалось делать, кроме как сказать: «Что будет, то и будет». Но, видать, ребята народились на свет удачливыми. Где-то далеко впереди послышался скрип полозьев. Вот он все ближе и ближе. Из лунной дрожащей сумеречи показалось что-то темное, это темное постепенно стало коровой. А вот уже и мужичок возле коровы — постукивает голицами, покашливает, покрякивает от морозца. Это спасение!