Висельник

Она еле слышно назвала номер телефона - и только после этого завизжала, весьма, к сожалению, некрасиво кривя при этом рот:

- Бандит! Сволочь! Милиция! Сережа!

Сережа зашевелился. Значит, жив.

И я отправился восвояси.

Итак, выбор сделан. И пусть она окажется не такой уж порядочной девушкой, как мне показалось, и не из хорошей семьи, и ума не палата, и характер не сахар, пусть - дура с претензиями и ничего не имеющая за душой, кроме понимания о своей красоте и стремления использовать эту красоту в целях создания образцового домашнего очага с трюмо, трельяжем и тремя детями, пусть, это теперь неважно. Она будет иметь дело со мной - и скоро сама удивится, насколько изменилась, удивится - благодаря меня за происшедшие в ней изменения.

Это, конечно, не любовь с первого взгляда. Это именно выбор с первого взгляда (впрочем, если быть пунктуальным - после первого взгляда), когда я шестым каким-то чувством понял: она мне нужна, и никто другой.

Но я все же проверил себя. Я еще неделю бродил по улицам, видел девушек не менее стройных и не менее красивых и даже некоторых с печатью интеллекта на челе - и убедился, что ошибки нет, другой вариант меня не устроит.

Тогда я позвонил ей. Я позвонил ей в два часа ночи. Вряд ли она живет одна, скорее всего с родителями. Если она захочет бросить трубку, я позвоню еще раз. И, чтобы не беспокоить родителей, она согласится меня выслушать. Застигнутая врасплох, спросонья, не имеющая никакого желания говорить. Но говорить буду я. А за окном ночь - и все иначе, чем днем.

Если же к телефону подойдут родители... Но это вряд ли. В доме, где живет молодая красавица, к телефону подходит только она. "Возьми трубку, ворчит мать - Все равно тебя".

Она взяла трубку. Сонный голос. Я начал говорить, она бросила трубку. Я позвонил еще раз. Шепотом она возмущенно потребовала оставить ее в покое.

- Это уже невозможно, - сказал я.

- Вы хам.

- Нет. Всего неделю назад я хотел покончить с собой. Теперь - не хочу. После того, как увидел вас. (Я понимал, что эти слова - из мыльной многосерийной телеоперы, но даже умнейшая женщина всегда заинтересуется тем, кто хочет из-за нее лишить себя жизни или, наоборот, остаться жить.)

- Вы все придумываете, - сказала она.

- Ваше право не верить.

- Вы кто, бандит? У Сергея сотрясение мозга. А он боксом занимался.

- Бокс - вредное занятие. Мозги отслаиваются от ударов, человек глупеет - катастрофически.

- Он умный, - сказала она с девчоночьей какой-то обидой, так школьница выгораживает перед мамой повесу-одноклассника, с которым дружит.

- Не сомневаюсь, другого вы бы и не выбрали, - продолжил я арию из мыльной оперы. - Но он собирался меня ударить, вы же не станете отрицать. Поэтому у меня не было иного выбора, хотя терпеть не могу драться. Я не бандит. Если угодно, я закончил университет и почти защитил кандидатскую диссертацию. Но это неважно. И то, что мне тридцать семь лет и что меня зовут тоже Сергей, как вашего дружка, тоже неважно. Важно одно: я захотел жить.

- Ну и слава Богу. Я-то при чем? Встречаться я с вами не буду, не хочу.

- Вы с этим Сергеем собираетесь пожениться этой осенью, - сказал я.

- Не ваше, извините, дело.

Ответ, вернее, тон ответа меня обнадежил. Было в нем легкое раздражение - не по отношению к моему праздному любопытству, а раздражение уже привычное. Все родственники, соседи и знакомые давно их уже сосватали и обженили. Положим, так оно и есть, свадьба действительно намечена на осень но отстаньте со своими дурацкими улыбками и предварительными поздравлениями. Почему вы так уверены? Слишком уж примитивно: погуляли - поженились. А может, я еще и передумаю? Я, конечно, не передумаю - но вдруг? Поэтому отстаньте, отстаньте, отстаньте. И его слова: "Вот когда мы поженимся..." тоже почему-то вызывают странные приступы раздражения. "Да, поженимся, но зачем об этом постоянно говорить?" - "А почему нет?" - удивляется он. "Извини, - говорит она. - У меня сегодня просто плохое настроение".

- Я вовсе не добиваюсь знакомства с вами, и ваш Сергей мне очень симпатичен. Мне очень жаль, что так получилось. Но известно ли вам, что это такое, - начал я новую арию, - когда некому рассказать о себе? Когда человек совсем один?

- По вашему виду не скажешь, что вы один.

- Это какой же вид?

- Ну... - Она поняла, что сказала что-то не то, что-то лишнее. Сейчас рассердится на себя, поспешит закончить разговор. Не успеет!

- У меня действительно никого нет, - сказал я. - И вот представьте, я вижу человека, вижу всего час или полтора - я же был в кинотеатре, - и мне все равно, с кем этот человек, я понимаю только одно - именно этому человеку я готов все о себе рассказать.

ЧЕЛОВЕК, именно так! - чтобы не женская ее прелесть была на первом плане. Она вряд ли этому поверит, но - и лестно, и как-то немного досадно. Лестно, что человеком считают, и досадно, что женская прелесть куда-то делась.

- Я не настаиваю, - говорил я печально. - Но мне всего нужно - минут двадцать посидеть с вами где-нибудь в скверике. Мне этого на полгода хватит.