– Да, это правда, – согласилась преподавательница. – Но другие-то люди совсем не готовы к встрече с невидимкой. Поэтому одевайтесь поскорее. Ну джинсы там, рубашку с длинными рукавами. Чтобы все тело было закрыто. И какую-нибудь куртку еще с капюшоном наденьте. Даже можно зимнюю.
Чтобы не смущать одевающегося молодого человека, она подошла к окну и стала смотреть на небо. Оно было таким же пустым, как и необыкновенный заочник. За ее спиной раздавалось сопение и пыхтение.
– Я готов, – снова услышала она голос заочника.
«Раз, два, три! – подумала экс-доцент. – Я мыслю, значит, я существую. Трансцедентальное единство апперцепции. Иммануил Кант, «Критика чистого разума». Вот оно, оказывается, какое – объективное единство самосознания. Чтобы не сойти с ума, надо включить соображалку. Не бойся, не надейся, не проси. Но это уже не Кант, а Губерман.»
Футболка, джинсы, кроссовки, футболка, рубашка и куртка теперь были объединены в единую композицию.
– Вы как будто прозрачный манекен, – подбодрила она пустоголового человека. – Впрочем, куртку можете пока снять.
Заочник послушно снял верхнюю одержу.
– Садитесь сюда. Сейчас я вас подкрашу. Потерпите. Будет немного противно.
С этими словами она открыла банку водостойких белил и стала нащупывать кистью уплотнение над воротом футболки.
– Вам повезло, что краска хорошо ложится на поверхность,– снова подбодрила она Ложечкина. – Вы теперь похожи на труп знатного римлянина.
– Это почему еще? – насторожился манекен.
– В Древнем Риме со знатных покойников делали Imagines – посмертные маски из воска или гипса. Их потом раскрашивали, приукрашивали, чтобы усопший выглядел еще лучше, чем в жизни. Представляете, держать такую коллекцию масок в своем семейном алтаре было также почетно, как сейчас ездить с мигалкой. Это разрешалось только VIP-персонам. «Имидж» – может, слышали такое слово? Так что вы сейчас мой усопший патриций, а я ваш имиджмейкер. Глаза прикройте!
Через пятнадцать минут перед ней был уже не просто манекен из прозрачного пластика, а вполне живой молодой человек с бородкой и отросшей за ночь щетиной. Правда, волосы у него были такие же белые, как и кожа, но Кривошееву, которая по натуре, была еще и художницей, это не смущало. Краска быстро высохла.
Потрогав материализовавшегося молодого человека за белоснежную руку, она удовлетворенно хмыкнула:
– Сейчас еще пудрой вас задрапирую. Так! Как вам розовые тени?
– Но я терпеть не могу макияж! – взмолился Ложечкин. – Особенно розовые тени!
– Ну как знаете, – заметила визажист. – Могу положить коричневые.
Поколдовав над ним еще минут пять, она достала из рюкзака марлевую повязку, которую сшила для занятий по гражданской обороне:
– Вот вам еще одна маска.
– А это еще зачем? – удивился Ложечкин. – В ней же неудобно ходить!
– Ну и что? – парировала Кривошеева. – Вы представьте, что вам всю жизнь в ней ходить придется. Наденьте, наденьте масочку на нос и подбородок.
Тёма послушался и заправил бретельки за уши.
– Вот вам еще перчатки. Надевайте, они новые.
– Зачем мне огородные перчатки? Я что? Пугало? – снова стал сопротивляться он, но странную тетушку было не переубедить.
– Ну и что, что огородные? Зато хорошо руки защищают. И вот это еще напоследок, – протянула ему экспериментаторша картонные розовые очки в виде восьмерки.
Замаскированный заочник больше не стал спорить и водрузил их на нос поверх маски.
– А теперь можете и куртку накинуть. Кепочка у вас есть?
Артемий порылся в шкафу на надел черную кепку.
– Отлично! – одобрила Кривошеева. – И еще капюшончик, пожалуйста!
Теперь даже очень внимательный наблюдатель не смог бы догадаться, что перед ним пустота.
13
Выходя из квартиры, Марина предупредила своего подопечного:
– Ведите себя так, как будто ничего не произошло,– И кстати, как вас зовут?
– Артемий, – ответил человек без лица.
В лифте – а Ложечкин квартировал на последнем этаже высотного дома – произошел конфуз. На одном из нижних этажей двери раскрылись и к ним присоединился пожилой мужчина с маленьким песиком, Остромордая рыжая собачка с пушистым хвостиком ни с того ни с сего устроила такой лай, что хозяину пришлось взять ее на руки.
– Что это с тобой, Джуся? – буркнул владелец. – Успокойся, сейчас приедем.
Но собачка дрожала и пронзительно лаяла, чуя опасность.
Марина крепко сжала руку в перчатке.
Сосед покосился на них:
– Что это с молодым человеком?
– Приболел, – спокойно ответила она. – Вот, везу доктору показать. А ваша собачка уже еле терпит.
Точно в подтверждение ее слов, Джуся облила хозяина. В лифте едко запахло. Двери, наконец, раскрылись. Странная парочка вышла из подъезда на проспект.
– Марина Викторовна, – заскулил Ложечкин, – мне так есть хочется! У меня дома был полный голяк. Я сегодня с утра собирался в одно кафе заехать.
– Ну, мы можем сделать это вместе, – предложила Кривошеева. – Только платите вы.
Если бы она могла видеть выражение его лица, то прочитала бы на нем полнейшее изумление. Если уж собачка в лифте так озверела, то как могут возбудиться другие животные и даже некоторые люди?