Винтервуд

— Но его-то как раз хотят видеть, детка. Я хочу, чтобы он меня развлекал. Разве ты видишь в этом что-то странное? Я не переношу притихший дом, а поскольку у нас траур, звать большое количество гостей мы не можем. Не будь такой хмурой. Ты знаешь, я не выношу, когда ты в дурном настроении. Глупое дитя! Как если бы ты сама не была вконец избалована — наследница, это в твоем-то возрасте! Да ведь ты сможешь выйти замуж за кого захочешь, если станешь хорошенькой и снова будешь ходить. — Жалостливый взгляд Шарлотты ясно говорил, что ни того, ни другого не произойдет. Она снова обняла Флору и сказала так, словно сердце ее переполняло великодушие: — Хоть ты и без того избалована, я пойду еще дальше: я отдам тебе Сильвию.

— О мама! — Флора явно ей не поверила. — Но ведь ты ее любишь?

— Я, конечно, все равно буду выводить ее на прогулки, но весь день она может проводить у тебя в комнате.

— Каждый день?

— Конечно. Ну, рада? Тогда и я рада. Видишь, все о тебе думают — папа, мама... мисс Херст. Мисс Херст, мне нужно сказать вам несколько слов, если у вас найдется свободная минутка.

Лавиния вышла из комнаты следом за Шарлоттой. Шарлотта прошла к дивану возле окна в конце коридора и, нервно присев, приложила ладони к пылающему лицу.

— Это бедное создание! Беспомощное! Некрасивое! Обреченное на инвалидную коляску! Теперь она станет добычей охотников за деньгами. Какой-нибудь мужчина женится на ней ради ее состояния, а потом будет всячески ее преследовать и ждать с надеждой ее смерти. — Шарлотта, вероятно, поняла, что эти слова можно было истолковать как выражение ее собственных желаний. Брюзгливым тоном она сказала: — Нечего смотреть на меня с таким ужасом, мисс Херст. Такова человеческая натура. Почему у меня не родилась нормальная дочь?

— Флора нормальный ребенок! — убежденно воскликнула Лавиния.

— Нормальный! Это жалкое существо! — Шарлотта коротко засмеялась. — А теперь она еще отягощена всеми этими деньгами. Триста тысяч фунтов, а то и больше. Громадное состояние. Может, у вас были добрые намерения, мисс Херст, но вы оказали ей плохую услугу, поддерживая в моей тетке чувство жалости к ней.

— Но, миссис Мерион, я ничего подобного не делала. Жалости к Флоре я всегда испытывала меньше, чем каких-либо иных чувств.

Шарлотта нетерпеливо махнула рукой:

— Ах, только не уверяйте меня, что вы тут ни при чем. Может, вами руководили самые лучшие побуждения. Так, по крайней мере, считает мой муж.

— Миссис Мерион, я уже говорила, что не оказывала никакого влияния...

— Напротив, мисс Херст, оказывали, и очень большое. Особенно на представителей другого пола. Мне не разрешено каким-либо образом вас порочить. В моем собственном доме! Они говорят, я вас обижаю...

— Они? Кто это?

— Мой муж и мистер Пит. Они отказываются верить...

— Вы слушаете, что говорит вам мистер Пит? — прервала ее потрясенная Лавиния. — Интересно, в какой же степени Джонатан Пит считает для себя допустимым вмешиваться? Почему к нему прислушиваются?

— Это человек, игнорировать которого не так-то легко, согласитесь. Он говорит весьма убедительные вещи. Но не будем отклоняться от темы. И мой муж, и мистер Пит отказываются верить в то, что вы приносите несчастье...

— Несчастье! — прошептала Лавиния.

— Быть может, ненамеренно. Некоторые люди обладают такой аурой — она опасна. Я вижу ее вокруг вас. У вас есть способность предчувствовать события.

Странная туча, давившая на Шарлотту, коснулась и Лавинии. Шарлотта права. Она и в самом деле, сама того не желая, навлекла опасность. Джастин успел, правда лишь на миг, в этом убедиться...

— Ну вот, у вас самой испуганный вид, мисс Херст.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, миссис Мерион.

Шарлотта попыталась перейти на чисто деловой тон:

— Ну, разумеется, не понимаете. Дэниел говорит, что меня одолевают всевозможные фантазии. У меня всегда было слишком живое воображение. В этом отношении Флора пошла в меня. Вы должны бороться с ее истериками, мисс Херст. Если бы о моими боролись должным образом, когда я была молода, думаю, я теперь была бы крепче и, может быть, не страдала этими убийственными головными болями. — Она снова прижала пальцы к вискам, и Лавиния, внутренне содрогаясь, вспомнила жестокие слова Джонатона о том, что Флора унаследовала от матери ее безумие.

— Вот почему, когда Флора чрезмерно возбуждена, ей полезно дать несколько капель опия. Вы не забудете, мисс Херст?

— После похорон они, несомненно, принесли ей пользу, — признала Лавиния.

— Вот и я то же самое говорю. — Шарлотта встала. Она вновь оживилась. — Я сейчас же пошлю вниз Сильвию, мою обожаемую маленькую собачку. Стану ли после этого менее противоестественной матерью?

Лавинии очень хотелось расценить этот жест как искренний. Но, может, и Шарлотта смотрит на свою дочь как на наследницу, как на существо, к которому следует проявлять пусть запоздалую, но любовь?