Винсент, убей пастора

маю, что так легко все пойдет как у Шрилы Прапхупады. Тут наско-

ком не возьмёшь.

Псалом то он пел, конечно, бездарно, гнусаво, но глаза у этого дя-

ди Саши, как у Гарри Каспарова. Холодные и умные. Слышали

выражение – глаза-буравчики, это вот они самые и есть.

Схватка ещё впереди. Я её предчувствую.

Тащу с собой мычащего и упирающегося Рафа, одному такое не

под силу. Он планировал покаяние не раньше светлого дня Пасхи. У

меня нет времени ждать до Пасхи. Обещаю ему режим наибольшего

благоприятствования на магазине ночью, лишь бы пошёл со мной в

эту церковь.

Одному страшно до жути. Я всегда теряю уверенность при боль-

шом скоплении незнакомых людей.

55

В дороге Раф проводит инструктаж.

- Ты только на сестёр там не пялься!

- На твоих сестёр?

- Все женщины там – называются сестры, а мужчины – братья.

Раф поражён моей темнотой.

Это обычное для Америки здание протестантской церкви, напоми-

нающее изнутри клуб в каком-нибудь райцентре. Таких церквей в

штатах миллионы. Где то слышал такую фразу – В Техасе больше

церквей, чем бензоколонок. Хотя думаю когда там губернатором

был маленький Буш, в Техасе больше было тюрем.

Кстати, большинство физиономий в церкви дяди Саши – тоже со-

ответствуют клубу в райцентре, как будто кастинг проводил сам

Эльдар Рязанов.

На всех мужиках – костюмы вышедшего из моды покроя и ни од-

ного галстука. Человек в костюме без галстука, ещё и в рубахе, по-

шитой в расчёте на галстук, выглядит также нелепо, как человек в

начищенных туфлях на босу ногу.

Бабы – все как одна в длинных до пола юбках и цветастых косын-

ках. Гармошки не хватает. «Парней так много холостых на улицах

Саратова…»

Сидят по отдельности справа от центрального прохода – мужики; слева, глазами в землю, бабье и дети. Детей просто безумное количе-

ство. Они везде кишат.

Ладно, не буду пока на них на всех глазеть, обещал же Рафу, по-

бьют ещё за своих сестёр. Да и не разглядеть там ничего под

косынками-то.

Заметно, что все приодеты, как на праздник. Я сделал глупость, о-

девши то, что на работу одеваю. Была же мысль одеться поприлич-

нее. Хотя может и к лучшему – сейчас я одет как грешник, но вот

раскаюсь и тут же в костюмчик влезу.

(Мне? Воевать? В однобортном? Вся Европа воюет в двубортном, а

мне в однобортном? – вспомнился бургомистр из Мюнхгаузена).

Манера одеваться у большинства янков – мрак. Какой тут нахуй

однобортный. Кажется люди специально проводят время ползая по

помойкам в поисках наиболее замеренной шмотки. И это учитывая, 56

что страна затоварена прекрасным доступным даже неграм

шмотьём.

Я тоже хорохорился первые полгода, одевался как дома, исключи-

тельно в двубортном! А потом – ну блин, вышел из дома – в машину, с машины прыг – на работе, с работы - пива и спать.

Из авто прачечной футболы с джинсой выскреб - и на себя.

Поэтому и видон у всех жёванный – авто прачечные и ноу утюг.

Фак утюг.

Иногда в магазинах, можно встретить небритых людей в мятых

пижамах, покупающих овсянку.

Моё будущее. Всегда думая об этом вспоминаю Россию – люди на-

чинают собираться за час до выхода на улицу. Тщательно подбирают

туалет. Гладят.

Это элемент культуры? Или может быть, если бы у каждого в Рос-

сии была своя машина, а на каждом этаже по дешёвой авто прачеч-

ной с бесплатной сушкой, Раша бы выглядела точно так же?

Сейчас на мне застиранная, с торчащими нитками футба, с надпи-

сью на спине – «Те мои друзья, что не крякнули от передоза, давно

сидят в тюрьме..»

В ухе маленькая бриллиантовая звёздочка. Её я хотел снять перед

церковью, но дыра в мочке выглядела ещё хуже.

Когда я приехал в штаты сразу проколол себе ухо и сделал огром-

ную портачку на левом плече. Во-первых, давно хотел, а во вторых

не был уверен, что не выдворят из Америки в двадцать четыре, не

дав собрать сувениры. Эти «сувениры» со мной теперь навечно. Так, с ними и в гроб положат.

Видно, что наряд мой «верующих» глубоко шокирует, но не пода-

ют, падла, вида. Наклеено улыбаются. Иезуиты ебаные.

Пастор с трибуны на сцене призывает божье благословение на

дальнейший ход служения, и вся церковь рухает на колени.

На коленях стоять довольно не удобно, а молитва длится минут

десять. Наконец плавный переход в аминь.

«Ну, теперь, наконец, сядем». Какой там - теперь все вытянули пе-

ред собой руки со сборниками псалмов.

57

Некоторые

называются

«Песнь

Возрождения»,

иные

«Псалмоспевы» или просто «Гусли».

У меня гуслей нет, так что стою, осматриваюсь потихоньку. Какие

у всех серьёзные, скорбные лица, даже у детей!

Будто хороним кого. Я думал, общение с Богом проходит куда ве-

селей. Ведь это счастье то должно быть какое – соприкоснуться с

Высшим. Что же они все тут в предобморочном состоянии?

Тут мне кто-то услужливо «Гусли» сует по самый нос, «Пой, пой, сударик!». Пою, а что зробишь? Чувствую себя редкостным крети-

ном при этом.

Назвался груздем - полезай в кузов. Грузди тоже грибы! Какое

страшное совпадение – я вспоминаю вчерашний кошмарный трип во

дворец Каддафи.

Против Церкви воздвигнут вал, она - крепость в кольце блокады

Сколько раз сатана бросал к её стенам все силы ада.

Кто сказал – побеждать легко. Будто все нам даётся даром.