Винни Ковальский, гнус частного сыска

Выходя из ворот Фервуда, инспектор злился. Он рассчитывал запутать подозреваемых, допросив их повторно, но услышал то же самое, что было подшито в папке Бишопа, без единой новой детали. Моррис показал, что сидел в кабинете до 19.35 и ничего не слышал. В том, что из кабинета не слышно шума в нижнем этаже, Солгрейв убедился лично при следственном эксперименте (кухарка немало повеселилась, когда он заставил её орать дурным голосом). Дворецкий показал, что не впускал никого через парадное до появления сэра Реджинальда в 19.30, хотя за чёрный ход он ручаться не мог. Садовник Грин, в ведении которого находился зимний сад, показал, что не позднее 19.00 он вошёл туда опрыскивать орхидеи и увидел на полу труп, после чего кинулся за леди Фицрой, а она, в свою очередь, позвонила в полицию. Леди Фицрой показала, что всё это время была в гостиной и слушала патефон; вначале она не поверила Грину и спустилась посмотреть, но, увидев, что это правда, впала в истерику (что подтверждалось показаниями Грина). Придя в себя, она тут же позвонила в полицию с телефона в холле. Время звонка – 19.15 – было зарегистрировано, и с ним ничего поделать было нельзя. Лорд Фицрой сообщил, что приехал домой в 19.30 и застал там почти невменяемую жену и мёртвую Виолу Харди. Уильямс, работавший в парке, по-прежнему настаивал, что видел живую Виолу Харди, выскочившую из парадного входа в 19.20.

– Безумие какое-то, – вслух сказал Солгрейв, остановившись и ковыряя зонтиком землю.

– Безумие? Ну нет, сэр – в этом безумии есть система.

Винни Ковальский нагнал его и теперь стоял рядом с ним, держа под мышкой тросточку.

– Опять вы, – прошипел Солгрейв. – Кажется, вы не понимаете, куда вам стоит соваться, а куда нет?

– Не кипятитесь, инспектор, – негромко произнёс Ковальский. – Меня ведь тоже не предупредили.

– О чём, скажите на милость?

– О том, что это убийство. Агентству эта пани Фицрой заявила, что хочет проследить за мужем – дескать, подозревает, что он посещает танцовщицу из непотребного кафешантана. Для агентства частного сыска дело привычное. Её и снабдили… мной. А когда я приезжаю якобы на встречу с клиенткой, вдруг оказывается, что оба супруга дома, а девица, о которой шла речь, уже третий день как в морге!

Солгрейв замер.

– Ну и ну, – вырвалось у него. Поведение леди Фицрой в гостиной стало понятнее, но он почувствовал, что его представления о личности этой дамы более чем неполны.

– Вот видите, инспектор, не торопитесь от меня избавиться – от меня есть кое-какой прок. Держу пари, вы даже не знаете, где обосноваться на ночь. В полутора милях отсюда есть уютная маленькая гостиница, оставшаяся с времён Старой Доброй Англии, и я как раз туда направляюсь. Могу показать вам дорогу.

– Валяйте, – бросил Солгрейв. Здравый смысл подсказал ему, что это практичнее, чем кружным путём возвращаться на железнодорожную станцию к тамошней гостинице. Ковальский самым фамильярным образом взял его под руку.

– Клиентка выдала мне кое-какой аванс, – шепнул он, – мы можем выпить, как только придём. Я угощаю.

Инспектор выдернул руку и посмотрел на сыщика.

– В честь чего? Не рановато ли?

– Отнюдь, – синие глаза Ковальского таинственно вспыхнули. – Если я говорю, что пора выпить, значит, есть причина.

– Только не говорите, что нашли убийцу. Я всё равно не поверю.

– Ну что вы, конечно же, нет, – поморщился Ковальский. – Но я получил ответ на один интересовавший меня вопрос.

– Какой же именно?

– Вы спрашивали у Уильямса, какого цвета платье было на девушке, которую он счёл Виолой Харди?

– Нет, конечно, – удивлённо ответил Солгрейв. – Его вызвали в зимний сад посмотреть на труп, и он уверенно заявил, что видел снаружи именно эту девушку. Мне он повторил то же самое. Какое значение имеет этот вопрос, если он ни на минуту не усомнился, что видел мисс Харди?

– А такое, милейший инспектор, что труп к тому моменту наверняка уже накрыли простынёй. Девять из десяти, что констебль отогнул край простыни и показал Уильямсу только лицо барышни. Платья он, конечно же, не увидел. Зато девушка, которая выбежала через парадное, была в розовом.

– И что из этого следует? – скептически осведомился Солгрейв. Ковальский поправил булавку в галстуке.

– Как – что? Вы же были в участке, вы видели одежду мисс Харди. Какого цвета её платье?

Инспектор напрягся.

– Ч-чёрт, понятия не имею, – то, что цвет не удержался у него в памяти, разозлило его. – Какое это отношение имеет к убийству?

– Грин, нашедший труп в оранжерее, утверждает, что платье было абрикосовое.

– Розовое, абрикосовое, – досадливо ответил Солгрейв, – невелика разница. Кто как назовёт, а вы делаете из этого какие-то далеко идущие выводы.

Винни Ковальский посмотрел на него с нескрываемой жалостью.