Вина

И сразу после этих слов в кухне повисла тяжелая тишина. Иван Иванович хотел говорить о болезни Наташи дальше, но не решился. Антон боялся узнать от деда то, что унизит и оскорбит мать, а он этого не стерпит и бросится защищать ее.

Они оба понимали это и молчали, прислушиваясь друг к другу, старый и малый, каждый по-своему чувствуя личную вину за то недоброе, что поселилось в семье.

И все же Иван Иванович превозмог себя и продолжал трудный разговор:

— Ты, Антоша, уже большой и понимаешь, что с мамой творится неладное…

— Да, — чуть слышно прошептал внук. — Я знаю…

И сердце деда от этого горячего шепота зашлось и опять куда-то стало обрываться, и он долго не мог говорить, а Антон, распахнув глаза и приоткрыв пухлые детские губы, ждал слов деда, будто они могли отвести беду, какая нависла над его матерью и над ним самим.

— Ты большой, — начал опять дед, — и должен знать, что мама твоя… больна.

— Нет! — закричал Антон. — Она не больная. Я слышал, папа ей говорил. Она сказала: не больная…

— Милый Антон, ты меня послушай. И твой папа, и я, и бабушка — все мы хотим, чтобы маме было хорошо. Все мы ее любим.

— Нет, бабушка ее не любит и только ругает.

— Бабушка ругает, когда она плохо что-то делает.

— Нет, мама хорошая, хорошая…

— Погоди, Антон, погоди. Я ведь не говорю, что мама плохая, она самая лучшая, но есть в жизни такие вещи, когда не объяснишь… И детям нужно слушаться взрослых, да еще своих родных взрослых… Они плохого не пожелают.

— А мама тоже взрослая и самая родная…

— Конечно, самая родная. Она не моя дочь, а я ее люблю как свою. Может, больше, чем сына, отца твоего.

— Я знаю… — тихо проговорил Антон. — И все равно мама не больная, ты не слышал, что она говорила папе.

— Хорошо, давай оставим этот разговор. Тебе все скажет мама. Ладно? Договорились? — Антон согласно кивнул головою и стал пить чай. — А сейчас, — все так же спокойно продолжал Иван Иванович, — скажешь мне, что здесь произошло? Почему ты убежал, где был?

— Я не знаю, дедушка…

— А ты все по порядку. Что было вечером?

— Ничего… Отец с мамой позвонили, чтобы я не ждал их, ужинал и ложился спать. Они сказали, что придут поздно. Я долго не спал. Ждал их. Уже телевизор кончился…

— А потом уснул?

— Уснул…

— И что?

— Спал… И разбудил меня крик мамы. Она закричала страшно. Я испугался. Побежал в спальню… а она лежит на полу и… кровь. Я хотел поднять ее, а она не шевелится. Подумал — мертвая. И побежал… Отца нигде нет. Я испугался и начал вам звонить. А потом что-то загремело страшно, и я убежал.

— Где загремело?

— Не знаю… Где-то загремело… И страшно. Я побежал.

— А где вечером родители были?

— Как? — радостно глянул внук на деда. — А разве ты не знаешь? У мамы вышла в журнале большая статья о художнике Давыдове… Я сейчас тебе покажу. — И он сорвался с места и исчез. Через минуту явился сияющий, с журналом в руках и протянул его деду. — Это главный журнал художников. А вот здесь мамина статья про Давыдова. — И стал нетерпеливо помогать деду листать страницы. — Знаешь, какой это талант был? Он гений, только рано умер. Всего рисовал несколько лет, а картины какие… Погляди. Это репродукции, а мама видела подлинники. Он сам из простых, как Ломоносов и Шевченко.

Иван Иванович листал журнал, разглядывая иллюстрации. Об этом художнике он слышал, видно, от Наташи. Знал его картины, а эти, о которых писала в статье искусствовед Наталья Иванова (он долистал статью до конца и с радостью смотрел на подпись, набранную крупно), Иван Иванович видел впервые.

— Это редкие и совсем неизвестные картины, — сказал Антон. — Мама говорит, что в них весь гений Давыдова.

— Большая статья, — наконец проговорил Иван Иванович.

— Ты знаешь, она была еще больше, — гордо сверкнули глаза Антона, — я читал ее всю. У мамы она есть. Ты попроси, она даст прочесть.

— Попрошу обязательно, — сказал дед и тут же спросил у внука: — Так они собирали друзей из-за этой статьи? — Антон недоуменно пожал плечами. — А ты что, в гостиную не заходил?

— Нет, а что?

— Да так, — оборвал разговор дед и уже другим, упавшим голосом добавил: — Так ты подумал, что мама… что с ней плохо и стал звонить нам?

— Я испугался.

— А меня ты слышал?

— Я не помню… Что-то страшно загремело, я испугался и побежал.

Антон умолк. Молчал и Иван Иванович, и во всей квартире стало так тихо и, наверное, так же страшно, как было тогда, когда из нее выбегал ночью Антон. И рвала эту жуткую тишину хрипевшая и звонко капающая вода в ванной.

— Ты ешь, Антоша, ешь, — дед подсовывал внуку еду, — ешь…

Но тот сонно поглядел на него и, прикрыв свои большие и уже незрячие глаза, положил отяжелевшую голову на протянутые руки на столе и уснул.