Вильямс

Однако подробнее всего Вильямс обосновывал ту часть программы работ станции, в которой говорилось о выведении новых ценных сортов сельскохозяйственных растений, приспособленных к природным условиям России.

«Лишь как на редкое исключение, — писал Вильямс, — можно указать на какой-либо улучшенный русский сорт сельскохозяйственных растений. Нам приходится пользоваться постоянно, на каждом шагу чужеземными растениями, и горькими опытами часто приходится, убеждаться, что растение, превосходное в условиях западноевропейского климата, оказывается ничего не стоящим в условиях нашего сурового континентального климата, Разве это нормально, разве это не стыдно, что нам приходится выписывать улучшенный «псковский» лен от Вильморена из Парижа и сандомирку от Фроммера в Будапеште?

И разве не меньше труда и хлопот будет улучшать наши русские растения, чем биться над приспособлением в диаметрально противоположных климатических и почвенных условиях «галлетозских» пшениц и разных «желанных» и «триумфальных» овсов и «тейских» пшениц?

Не может подлежать сомнению, что задача улучшения сортов также должна войти в задачи опытной станции».

Опытная станция, по мнению Вильямса, во всей своей многосторонней деятельности должна быть тесно связана с практикой русского сельского хозяйства.

«…Станция, — писал Вильямс, — должна неупустительно следить за всеми новыми текущими изменениями в приемах культур и всегда подготовлять материал для решения различных вопросов текущей сельскохозяйственной жизни и удовлетворять запросам, могущим быть обращенными к ней извне, от сельских хозяев-практиков; она должна сделать возможно доступными для хозяев, пожелавших обратиться к ее помощи, решение вопросов о составе почв, удобрений, растительных веществ и доброкачественности семян».

Для выполнения всех этих чрезвычайно важных для сельскохозяйственной науки и практики работ Вильямс предлагал реорганизовать существующее маленькое опытное поле в большую опытную станцию со специальным вегетационным домиком, особыми установками для изучения почвенных растворов, многочисленными опытными участками для изучения существующих культурных растений и выведения новых. Здесь же студенты — будущие агрономы — могли бы получать такую практическую подготовку, которая позволила бы им стать подлинными реорганизаторами русского сельского хозяйства на научной основе.

Смета, приложенная Вильямсом к его проекту, была очень скромной: он хорошо знал, что министерство больших средств на научную работу не выделит. Но в данном случае Вильямс напрасно обратился к властям со своим предложением: он на него вообще не получил ответа. Докладную положили под сукно, и опытная станция создана не была. В распоряжении Вильямса и его кафедры оставалось все то же маленькое опытное поле на двадцати десятинах и скудные денежные средства на научную работу. Однако ценой огромного личного труда Вильямсу удалось перестроить работу опытного поля по-новому. Он расширяет опыты по испытанию полевых культур, приступает к систематическому изучению луговой растительности, заводит на поле различные севообороты. Своими руками Вильямс заложил «сельскохозяйственный ботанический сад», который он ежегодно пополнял все новыми и новыми видами культурных растений. В этом саду заведующий кафедрой много работал сам, умело и любовно сажая и выращивая самые прихотливые растения, с трудом приспособлявшиеся к суровым условиям Подмосковья.

***

Около домика, в котором жил Вильямс в это время, имелся довольно большой участок пустующей земли, и здесь тоже был создан своеобразный ботанический сад. Вильямс очень любил цветы и успешно разводил их в своем саду. У него здесь были тюльпаны; «стойкие», как сам он говорил, сорта великолепных чайных роз, сохранявшихся до самых морозов; весной и в начале лета весь дом был обрамлен великолепными темными кистями сирени. Кроме цветов, в саду были яблони — превосходный белый налив, — которые особенно хорошо запомнились детворе, жившей по соседству.

Вильямс был веселый, очень радушный хозяин, к нему в сад с большой охотой приходили не только дети, но и взрослые.

Частым гостем был Николай Яковлевич Демьянов (1861–1938), в дальнейшем выдающийся советский ученый, дружба с которым началась у Вильямса еще в 1887 году, когда молодой выпускник Московского университета Демьянов стал в Петровке ассистентом профессора Густавсона по органической химии. Ежедневные встречи в студенческой столовой способствовали быстрому сближению молодых людей. Они делились друг с другом своими планами и научными замыслами, взаимная дружеская поддержка очень помогала молодым ученым, и дружба их крепла год от году.

В конце девяностых годов часто стал заходить к Вильямсам вновь приглашенный в институт профессор неорганической химии Иван Алексеевич Каблуков (1857–1942), впоследствии крупный советский физико-химик. Каблуков уже в то время, в значительной мере под влиянием Вильямса, начал интересоваться такими вопросами химии, которые могли иметь большое значение для сельского хозяйства.