Виктор Вавич

"Если б я была знаменитой актрисой или балериной какой-нибудь, и все б смотрели..." - Тайка храбро закинула голову чуть вбок, поправила на голове круглую шапочку, и вдруг опять слезы проклятые. Ух, проклятые, проклятые! Тайка была уж на площади, трясла головой, стряхивала слезы - скорей в городской сад, чтоб не видели. Тайка не замечала, что густо, очень густо толпился народ; она пробивалась в ворота сада, - в саду никого не бывает. А в саду народ, гимназисты какие-то - полным-полно. Нет, хоть не глядят. Все глядят вон туда. Тайка достала платок, сморкалась и слезы заодно - тайком, незаметно вытирала. Что это? Торчит какой-то. Гимназист на скамейку, что ли, встал. И все туда глядят. Скажите, каким барином стал и руками, руками-то как. Подумаешь! Но сзади напирали - о! и семинаристы. Гимназистки, хохотушки противные, и Тайке боязно было, что глядеть станут, что ревела, и пудра вся пропала. Чего это он?

- Что ж нам предлагает царское правительство? - слышала Тайка высокий голос в сыром глухом воздухе. - Оно предлагает нам не Учредительное собрание, которого...

"Да это Кузнецов, - вдруг узнала Тайка, - Сережка Кузнецов, он в эту... в Любимцеву-Райскую влюблен, букеты на сцену кидал и все в оркестр попадал. Выгоняли, говорят, из гимназии".

- Что такое, что такое? - громко говорила Тая, на нее шикнула гимназистка - ух, злая какая! Фу! злая! - и Тайка старалась выбраться из толпы и осторожно сверлила плечом, как бывало в церкви.

"Началось, а вдруг началось".

Не дотискаться к воротам, и прут, прут навстречу, сбивают назад, и уж по траве, по кустам, как попало, ломят прямо. Закричали там чего-то. Тайка оглянулась: на месте Сережи уже какой-то бородатый. Фу! не узнала - доктор! доктор Селезнев, и все в ладоши забили. Тайка снова рванулась к выходу - ох, наконец! Свободней на площади. Ой, давка какая у театра. Ничего, через артистическую дверь, ничего, пожарный там, он знает, пропустит, и Тайка бегом перебежала свободный кусок площади. Дернула дверь - заперто. Тайка дернула еще раз ручку, рванула еще. Идет - вон в каске уже - пожарный, началось, значит, если в каске, а то в фуражке он с синим околышем, с кокардой - говорит за стеклом, не слышно.

- Пустите, ради Бога, на минуту! - кричала Тайка в самое стекло, стукала пальчиками. - Пожалуйста! Очень! Миленький, золотой!

"Отмыкает, отмыкает! - нет, приоткрыл только".

- Барышня, - говорит в щелку, - не надо, идите домой, домой ступайте. Нехорошее сегодня.

- Ничего, на минутку, я сейчас назад, домой, ради Бога, миленький. - И Тайка ухватилась за створку дверей, вцепилась пальчиками - пусть прищемит.

Пустил!

- На один момент, - кричит вдогонку, - эй!

А Тайка бежала уж по лестнице, и вот он, коридор, - пусто, слава Богу! - вот дверь, французский замок, а там уж за дверью гул, так и бурлит, так и барабанит в дверь - народу-то, должно, и Тайка повернула замок, с трудом пихнула дверь - и яркий плеск голосов обхватил голову. Тайка захлопнула за собой дверь. Гуща! Вот гуща - как никогда. Вяльцева приезжала, и то такого не было - и не сидят, все вплотную стоят в партере. А в ложах-то! Вывалятся сейчас через край. Тайка вспотела, раскраснелась от давки, от толчеи. В зале все в пальто, в шапках. Тайка пробивалась к барьеру оркестра Что это? Там тоже полно и тоже в шапках, шляпы, фуражки, и все головы шевелятся, вертятся - и нет, совсем нет музыкантов Тайку придавили к барьеру, а она все вглядывалась в головы внизу - может быть, он тоже в шляпе, как все. Тая искала котелок, тщательно просматривала по кускам, будто искала на ковре копейку. И вдруг все захлопали. Тайка увидела, как поднялся занавес.

На сцене стол с красным сукном, и сидят вокруг, как на экзамене, - и вдруг встали все за столом, и в театре все хлопают, хлопают, и кто-то кричит за Тайкой зычно, по слогам:

- До-лой са-мо-дер-жа-ви-е! До-лой! - как стреляет. Один за столом поднял руку - стали замолкать, тише, тише. А этот вдруг по тишине зыкнул:

- Долой са-мо-державие!

И тот с рукой со сцены улыбнулся весело и снисходительно в его сторону.

- Господа! - крикнул со сцены и опустил руку. - Господа! Первым долгом я считаю нужным огласить акт... то есть манифест, данный семнадцатого октября...

- Известно всем! - гаркнул за Тайкой опять этот зыкало, и все закричали. Ух, шум какой невообразимый. Нет, нет котелка, или не нашла. Стихли опять.

- Господа! - опять крикнул со сцены - кто это? Тайка глянула - знакомый будто? Да, да, из управских, из земской управы, как его - статистик! - вспомнила Тая. - Гос-по-да! Объявляю митинг открытым. Слово принадлежит товарищу Кунцевичу.

Вышел худой из-за стола вперед, высокий, с бородочкой. - Громче! громче! - орут все. А он краснеет. Что же это?

- ...свобода союзов!.. - услыхала Тайка. - Свобода объединяться...