Виктор Вавич

— Надзиратель! Вавич!

Виктор хотел уж не слышать, сунулся в двери и взглянул назад: служитель канцелярский с медалями тарахтел каблуками по лестнице.

— Просят назад господин полицмейстер. Просят. — Запыхался, бежал, видно. Виктор шел назад, весь напружился.

— Вы, кажется, обиделись? — полицмейстер улыбался. — А вы садитесь. Да садитесь же, потолкуем.

Виктор сел, вертел головой по сторонам.

— Ведь мы на службе иногда и повздорим, без этого нельзя. Не надо все к сердцу. Вы наверно знаете, что этот номер? Как вы записали? — и полицмейстер шарил глазами по столу.

— 287940! — сказал Виктор.

— Да ведь этот номер был у Сороченки? Так это уж кончик. Подумать только — Тиктин и этакое уж знаете…

Вавич кивал головой, глядел мимо, в окошко.

Виктор посидел на бульваре. То сидел, ноги расставив, избочась. То крепко скрестив руки, и ноги вытягивал одна на одну. Заходил обедать в «Южный». Спрашивал самое дорогое. Вечером к одиннадцати часам — пришел домой.

— Ждут уж часов с восьми, — шептала Фроська в передней и кивала на дверь в кабинет.

Но дверь уж приотворилась. Сеньковский выглянул в просвет.

Виктор снимал шинель, будто не видел.

— Ага! Что скажешь? — Виктор, стоя, тер руки и глядел строго на Сеньковского.

— Да черт тебя! Три часа тут, чуть не заснул. А супруга твоя… Что, у вас военное положение?

— Не нравится, я ведь не звал, — и Виктор подошел к столу, открыл коробку с табаком.

— Ты не запускай! — шепотом говорил Сеньковский. — Я и не сидел бы здесь, черт с тобой совсем. — Он подошел к Виктору вплотную. — Она велела, чтоб пришел, до часу будет ждать. Слышал?

— Угум? — промычал Виктор и глядел, как набивалась папироса. Набитая папироса отскочила от машинки.

— Merci-c, — и Сеньковский подхватил папиросу.

— Положи! — крикнул Вавич.

— Пулемет какой! — и Сеньковский положил на стол папиросу. — Ты знаешь что? Черт с тобой, я пойду, а ты петухов не запускай лучше, а то — прямо тебе говорю, живо, брат, тебя, — и Сеньковский оскалился и тер в воздухе между ладонями, — фють! — дунул Сеньковский. — Фють и готово.

— Я рапорт подаю генералу Миллеру, — размеренно сказал Виктор и чиркнул спичку.

— Ну и шут с тобой! — и Сеньковский шагнул в прихожую. Виктор слышал, как он сказал: «Не нажгись» — и прихлопнул за собой дверь.

Я унесу

Анна Григорьевна сидела на Надиной кровати и раскладывала на одеяле карты: уж который раз раскладывала на червонную даму, все выходили «дороги», «дороги»… В прихожей позвонили. Анна Григорьевна пугливо дернулась и быстро накрыла карты подушкой. Выглянула в коридор: Башкин стоял, он держал шляпу на уровне лица и шепотом спрашивал Дуню:

— Никого нет? Гостей нет?

— Я одна, одна! — зашагала к нему Анна Григорьевна. — Семен Петрович.

Башкин шел, тихо стукал, озирался.

— Анна Григорьевна! Вы ничего не знаете? — Башкин говорил шепотом. — Пройдемте к вам, я с поезда, на даче живу. Идемте, идемте, — шептал Башкин.

Он взял Анну Григорьевну за руку. Рука Башкина дрожала, и он крепко зажимал руку Анны Григорьевны.

— Сядемте, — все шепотом говорил Башкин. Плотно запер дверь. — Не зажигайте, так довольно света.

Он сел против Анны Григорьевны.

— Вы знаете, ваш сын арестован.

Анна Григорьевна вся дернулась вверх и как от боли закусила губу.

— И очень скверно арестован, — Башкин не мог смотреть на это лицо, глядел вбок. — Его арестовал квартальный на улице, и у него в кармане нашли револьвер. — Башкин слышал, как мелко тряслось кресло под Анной Григорьевной. — Это ничего, ничего! — говорил умоляющим голосом Башкин. — А квартальный, Вавич, что арестовал его, говорит, что револьвер, — еле слышно шептал Башкин, — с убитого городового.

Анна Григорьевна вдруг схватилась руками за виски, пригнула голову к коленям и тыкалась головой в колени и стукала об пол ногой в отчаянном такте.

— Что ж это? Что ж это? Что ж это? — все громче и громче повторяла Анна Григорьевна.

— Анна Григорьевна! Нельзя! Нельзя! — вдруг крепко сказал Башкин, почти крикнул. Он толкнул в плечо Анну Григорьевну. — Надо сейчас же действовать, действовать!

Анна Григорьевна раскрытыми сумасшедшими глазами смотрела на Башкина.

— Ведь сейчас же, ночью, могут сделать обыск. Надо все, все в его комнате пересмотреть. Сейчас же!

Анна Григорьевна встала.

— Боже, Боже! — говорила она и быстро шла с Башкиным в Санькину комнату.

— Дуняша! — крикнул Башкин в кухню. — Никого кроме барина не впускать! Я буду просматривать, а вы складывайте обратно, — шептал Башкин.

— Боже! Боже! — повторяла Анна Григорьевна. Она стояла посреди комнаты, давила ладонями виски, расставив вбок локти.

Башкин зажег обе лампы в Санькиной комнате. Он выдергивал незапертые ящики стола, судорожно быстро перебирал, пересматривал.

— Укладывайте! — командовал шепотом Башкин. И выдергивал другой ящик.

Анна Григорьевна с раскрытыми настежь глазами укладывала аккуратно вещи — ручки, кисточки, стеклянные трубочки — и дышала все с тем же:

— Боже! Боже!