Виктор Цой как подростковый певец и деструктор

Психически нормальный и здраво соображающий человек — это сумма очень разного всякого, в том числе протестных влечений и охранительных настроений, стремления убивать и отвращения к убийству, тяги к удовольствиям и желания побеждать свои слабости. Пока соблюдается некоторое соотношение между составляющими личности, человек пребывает в норме: каждая тенденция выполняет свою нужную работу. Но если соотношение нарушается и наступает перекос, то полезные элементы психики превращаются во вредные, а нормальный человек — в припыленного, в нравственного урода или даже в чудовище. Когда чуть-чуть Цоя — это иногда, может быть, даже и неплохо, но когда взгляд на жизнь основывается на Цое — это уже болезнь личности.

* * *

Можно сказать, Виктор Цой разбился о собственную славу. Он был «не жилец»: слава и деньги — это вообще вещи очень опасные, а тем более для людей с чувствительной неустойчивой психикой. Цой, Тальков, Есенин и, наверное, большинство других «рано ушедших» любимцев публики — погибали в конечном счёте из-за ослабления чувства меры. Пропитавшись сознанием своей избранности, они начинали верить и в свою неуязвимость — и делать то, что обычный человек делать остерегается. Бремя славы тяжело не в том смысле, что изводят вниманием поклонники, и не в том, что приходится всё время выламываться под великого человека (иначе снизятся денежные поступления), а в том, что начинает деформироваться психика.

Кстати, в отношении защиты кумиров от дурных последствий известности поздний СССР был довольно щадящей системой. Творцам не очень позволяли разогнаться: заработки были ограниченными, наркотики — не в ходу, за идейным содержанием следили специальные комиссии, а из запоев выводила общественность на профсоюзных собраниях. Когда захотели избавиться от Владимира Высоцкого, ему просто отпустили вожжи, и он за несколько лет угробил сам себя на ровном месте.

* * *

Некто Артём Троицкий («Виктор Цой. Отвергая соблазны» / журнал «Советский экран», № 8, 1990 год):

«Когда-то давно в Ленинграде появились панки. Было их немного, десятка три, но энергии и шума хватило, чтобы „колыбель революции“ содрогнулась. Одеты они были вызывающе, вели себя непристойно, дрались и скандалили, пели про неаппетитное (панк-рок!): про помойки, дохлых гадов и про то, что „в злобе приятненько жить“. Клички имели соответствующие: Пиночет, Свинья, Осел. Самым загадочным персонажем в тусовке был Цой (как стало ясно впоследствии, это не кличка) — молчаливый, отчужденный, исполненный чувства собственного достоинства, одетый в черное. Он играл на ритм-гитаре и где-то в канун 1981 года сочинил свою первую песню „Мои друзья всегда идут по жизни маршем“ (могу продолжить: „и остановки только у пивных ларьков“).»

«Могу сказать, что перед нами редкий тип прирожденного героя. Это человек, идущий по жизни не то чтобы победительно, но с полным ощущением себя персонажем приключенческого романа или кинобоевика. Он одинок, независим, благороден, причем это не поза, а норма жизни! Соответственно все жизненные блага, соблазны, конъюнктуру и т. п, он воспринимает спокойно и с легким презрением, как и подобает настоящему ковбою.»

Нет, я как-то даже и не подозреваю, что Виктор Цой был хитрым, злобным или подленьким. Я склоняюсь к тому, что он был этаким блаженненьким курильщиком, любящим выпить, и охотно делился сигаретной мерзостью со своими ближними и даже с дальними, чтобы они тоже могли украсть у кого-то глоток чистого воздуха. Ведь как бывает: иная дегенератская сволочь воняет на улице табачной отравой тебе под нос, а глаза — такие добрые-добрые, хоть выковыривай их для Музея истории гуманизма.

* * *

Из биографий: