ВИКТОР МИРОГЛОВ

Горько было Попову. Закручинился атаман, да виду не подал. Решил: каждому своя доля на роду написана. Вздохнул, сокрушенно покачал головой и тихим голосом сказал:

— Помянем товарыщев.

Стойбище не дышало. Бабы шаманьи в яранги забились, и все стихло.

Пошли ватажники на сухой холм, что близ самого моря. Ножами да обломками оленьих рогов выскребли широкую яму до самого вечного льда.

Солнышко вышло из-за тундры. Ни зари алой, ни облаков, небо даже цвета не изменило— чужое холодное солнце, чужая земля.

Почудилось государеву человеку Федору Попову,что и на Руси-то он никогда не жил,и росы зоревой,утренней не видел. Приснилась просто она ему, а когда — забыл. Сроду лежала вокруг полуношная земля, да тундра мокрая, да лед, да студеные ветры выли…

Прикрыл Попов глаза.Уложат сейчас мертвых товарыщев в стылую землю, укроют шкурьем,засыплют,и будет выситься над ними крест из белых плавниковых лесин, пока не изгрызет его гнилью сырой и едкий туман с Пресного моря. И слезу по ним никто не уронит, потому как близкие души на Руси, далеко. Женки, что в Нижнеколымском острожке остались, не закричат. Тугие они на слезу, каменные.

Первым,по обычаю русскому, бросил атаман в яму горсть земли и стоял, хмуря черные брови, глядел, как, молча, пряча глаза друг от друга, сыплют землю остальные, как крест сколачивают деревянными клиньями. Знал, о чем думают ватажники,потому как дума у них у всех одна: зароют вот так однажды каждого. Ведь грех на любом из них есть,а идти надобно. На Москве прозвище им — «воровские людишки», и дыба им есть в тайном приказе,ежели грех не изымут. Колымская же землица всех принимает, и в острожке перед воеводой не по каждому случаю приходится шапку ломать.

Поглядел атаман на могильный холм миг-другой и пошел к берегу. Ему все нипочем.Он— государев человек,царевы дела справляет.Важные дела.Главнее, чем прииск новой землицы да сбор ясашный.

Ватажники все так же молча за Федором потянулись. Да и о чем говорить? С той поры, как лебеди на Стадухинскую протоку с теплых мест вернулись, вместе они по тундре мыкаются. Оттого слова истерлись, ровно пятаки. Одно ведают: быть здесь надо скопом,тогда живы останутся. Разойтись никак нельзя: по одному пропадешь, и песцы кости белые растащат по буграм.

У шатра из мелкого плавника костер набросали.Стали уху варить на гнилой туйдровой воде из тупорылых чиров, пойманных в ближнем озере.

Умостился на бревне атаман,в огонь смотрит. Тревожно ему, что кручину углядел у ватажников. Ну, как решат повернуть вспять? Загибнет тогда дело. Кликнул негромко:

— Дедко.

Шолох покряхтывая присел рядом.

— Звал, атаман?

Федор не вдруг ответил, будто в огненных языках костра неведомое другим усмотрел.

— Что делать будем, дедко?

Шолох поскреб бороду,заглянул в атаманьи глаза, сверяя его думы со своими, а когда не увидел страха в лице, сказал неохотно:

— Ты правильно велел не трогать людей.Для дела же Рырка-шаман нужен.Он один к серебру дорогу ведает.Аунка дело предложил: оленье стадо окарауливать до поры надобно.Шаман сам прядет. А коль нет, может, у других вести прознаем.

Видел Попов,прислушиваются ватажники к его разговору. Того ради и речь завел,чтоб искру заронить,чтоб не дать духом пасть. Пусть что угодно думают, лишь бы не кинули дело, не ушли от него на полпути обратно в острог. За гору серебряную живот положить был готов.

— Расскажи, дедко, еще раз, как все было,— сказал ласково.

Прищурился дед на солнце, кашлянул, словно песнь петь собрался.

— В семь тыщ сто сорок пятом году^1 от сотворения мира вернулся в Якутский острог Елисейка Буза с ватагой вольных людей из-за реки Яны. Соболя оди тогда упромыслили богато да новых людей там нашли— юкагири прозываются. И ласковы к Елисейке те новые людишки были.

[^11638 год.]

Видели казаки у юкагирей серебряные бусы, да браслеты, да подвески у ихних баб разные.Но не захотели те заповедное место сказать,где копают они серебро.Тогда Елисейка в аманаты шамана Билгея увел. Тот в оcтpoгe показал, что серебро они берут на полуношник от реки Собачьей^1, а где точно — не открылся.

[^1Индигирка.]

В скором времени Елисейкиными следами Постничка Иванов побежал.За Большой камень ушел он и тоже видал серебро у ламутов.Лаврушка Кайгородец с Ивашкой Ерастовым,государевым человеком,для прииску серебра тож ходили, да с пустыми руками воротились.Аманат шаман Пороча указал, что за рекой Ковымою есть река Нелога,в Пресное море впадающая. На ней, где течение близко к морю подходит, стоит утес с рудою серебряною.А еще сказал Пороча, что берет начала свое Нелога там,где река Чундон.Ныне Чундон-река Малым Анюем прозывается.На Чундоне живут,как и на Собачьей, юкагири.В верховьях же рожи у людей писаны. Торгуют эти люди серебряной рудой с племенем наттов.Якутский князец Шенкодей подтвердил сказку Порочи.

Сам я был в приказе, когда шаман говорил, сам его, слова слышал. Говорил Пороча, что висит-де серебро из того яру соплями и юкагири в сосульки стрелы пускают.