Виктор Авилов

Нет ничего удивительного в том, что наступил в жизни Валерия Беляковича момент, когда он увлекся молодыми артистами, потянувшимися в Театр на Юго-Западе из Екатеринбурга, Пензы и других городов, выпускниками ГИТИСа. «Старикам» показалось, что они стали менее интересны своему режиссеру, какая-то часть артистов была уволена из театра, оставшиеся бурно переживали, когда спектакли «омолаживались» и на их роли вводились молодые артисты. Причем Белякович не просто вводил новых артистов — он менял рисунок спектакля не только внешне, но и внутренне, пристраиваясь к тем, кто иначе играл, иначе воспринимал драматургию и театр. А порой и в старых, полюбившихся спектаклях многое менял, как казалось ему, с учетом времени. Подобные трудные моменты бывают, наверное, в любом коллективе — они естественны, но жестоки; необходимы, но наносят, как правило, неизлечимые раны. Так произошло и на этот раз. И как бы ни пытался Белякович соединять в своих спектаклях стариков и молодежь, недовольство зрело. В театре, бывшем домом, начались конфликты, недоразумения. «Спектакли больны, — сказал в неопубликованном интервью Виктор Авилов, — потому что болен Валерий Романович». Остро реагируя на все изменения, Авилов все же, в отличие от многих других, считал, что рано или поздно все вернется на круги своя. Он слишком любил Беляковича и слишком высоко его ценил, чтобы полностью поддаться раздражению…

В том же интервью он говорил: «Мне скучно стало. Мне сейчас намного интереснее в кино поработать, именно как режиссеру. Самого себя снимать буду. Потому что я знаю, меня снимают не так, неправильно. Я же в кино ничего не сделал как актер… Где там актерская игра хоть какая-то? В принципе, по большому счету. Если ты знаешь мои работы в театре, как я могу играть, как я мог бы сыграть… И я понял, что в кино меня не знают как актера. Даже Хилькевич, он ведь был на нескольких спектаклях… Он знает меня — но он не знает меня…»

Почти три сезона у Виктора Авилова не было новых ролей — он продолжал играть Гамлета, Беранже в «Носорогах», Ланцелота в «Драконе», Мольера, генерала Варравина, Лузлифа Харпера: свои поистине звездные роли. Играл и ставших нелюбимыми комедийных персонажей. Снимался в кино. Давал интервью. Но — и Валерий Белякович хорошо понимал это! — необходимо было сделать так, чтобы он оказался захвачен какой-то крупной новой идеей, новой ролью, подобной которой он еще никогда не играл. В одном из интервью примерно этого времени Белякович говорил: «Авилов — по-настоящему творческая личность. Он уникально работоспособный актер. Думаю, что его путь должен идти поступательно через вершины драматургии. Безрассудно тратить его на второстепенные и проходные роли…»

И такие «вершины драматургии» скоро нашлись: Валерий Белякович выпустил спектакль «Ромео и Джульетта». Для Виктора Авилова роли в нем не нашлось, Меркуцио сыграл Вячеслав Гришечкин, которому довольно скоро роль надоела — он стал много кривляться, сосредоточился на комедийных ситуациях, ощущение трагедии постепенно уходило из спектакля. Белякович очень переживал по этому поводу, но терпел, надеясь, что Гришечкин «опомнится» и очень важные для спектакля трагические моменты все-таки вернутся… В это время подошли очередные гастроли в Японию. Авилову Белякович предложил поехать просто так — поиграть в массовке. Виктор согласился — он успел полюбить Страну восходящего солнца, у него появилось там немало друзей… На репетиции перед первым же спектаклем Валерий Белякович понял, что Гришечкин сыграть Меркуцио не сможет, и предложил: «Вить, попробуй…» И Авилов стал играть. На протяжении трех месяцев, которые Театр на Юго-Западе провел тогда в Японии, он играл Меркуцио каждый вечер!.. И хотя никогда не рассматривал эту роль как «генеральную», помня всегда, что это был просто ввод в готовый спектакль, играл ее удивительно мощно.

В ближайших планах театра была инсценировка булгаковского романа «Мастер и Маргарита», в котором Виктор Авилов должен был сыграть Воланда. Две такие роли на протяжении одного театрального сезона… Да, это «стоило мессы»…

Тем более по прошествии времени сам Виктор Авилов уже совсем иначе взглянул на ситуацию, которая сложилась на Юго-Западе в начале 1990-х годов. С дистанции времени многое не только стало видеться по-иному, но — что значительно важнее! — оценивалось по-иному. В интервью 2003 года, незадолго до смерти, Виктор рассказывал корреспонденту израильской русскоязычной газеты: «В начале 1990-х годов были периоды пустых залов, но наш Театр на Юго-Западе пережил эти времена безболезненно. Мы даже попали в Книгу рекордов Гиннесса в 1993 году как театр, имеющий самый большой репертуар в мире! Одно время у нас было пятьдесят четыре спектакля, которые мы играли одним составом — человек двадцать семь. Например, в 1989 году мы сыграли за февраль девяносто три спектакля! По три в день! И ничего, выжили! Но мы играли не ради рекордов, просто люди хотели в театр!»