Он не заслуживал ее. Сейчас он не заслуживал ее. Еще нет. До тех пор, пока он не поймет, как же ему жить оставшуюся часть своей жизни. И если это будет означать отрицать единственную вещь, которая могла бы принести ему спасение, что ж пусть будет так.
– Уходи, - приказал он, его голос был немного резче, чем он хотел. - Уходи сейчас же. Я увижусь с тобой позже.
Поникшая и молчаливая на этот раз, она ушла. Ушла, не оглядываясь назад.
И Энтони, который недавно почувствовал, что значит, любить, понял, что значить выражение: взорваться изнутри.
На следующее утро Энтони был пьян. После полудня, он опохмелялся. В его голове стучало, в его ушах звенело, и его братья, с удивлением обнаружившие его в таком состоянии в клубе, говорили чересчур громко.
Энтони прижал руки к голове, и застонал. Все вокруг говорили чересчур громко.
– Кэйт, знает, что ты здесь делаешь? - спросил Колин, беря грецкий орех с большой оловянной тарелки, стоящей посередине стола, и раскалывая его с громким треском.
Энтони с трудом поднял голову и впился в него взглядом.
Бенедикт наблюдал за братом с приподнятыми бровями, и определенного рода ухмылкой.
– Она точно выгнала его вон, - сказал он Колину. - Надеюсь, ты дашь мне один из твоих грецких орехов?
Колин бросил один орех ему через стол.
– Ты хочешь крекеры?
Бенедикт отрицательно покачал головой, и усмехнулся, подняв над столом толстую книгу в кожаном переплете.
– Больше всего удовольствия получаешь, когда разбиваешь орехи.
– Нет! - отрезал Энтони, протянув руку, чтобы отобрать книгу, - Даже не думай об этом.
– Твои уши очень чувствительные сегодня, не так ли?
Если бы у Энтони был в руках пистолет, он бы точно пристрелил, не раздумывая, обоих, лишь бы прекратить весь этот шум.
– Могу ли я дать тебе один совет? - спросил Колин, жуя свой грецкий орех.
– Нет, ты не можешь, - ответил Энтони.
Энтони снова посмотрел на Колина. Тот жевал с открытым ртом. Поскольку их с детства отучили от этого, Энтони сделал вывод, что Колин показывает такие плохие манеры лишь для того, чтобы создать побольше шума.
– Закрой, свой проклятый рот, - пробормотал он.
Колин проглотил, облизал губы, и сделал глоток чая.
– Независимо оттого, что ты сделал, ты должен принести извинения. Я знаю тебя, и я все больше узнаю Кэйт, и я знаю то, что я знаю.
– О чем, черт возьми, он говорит? - проворчал Энтони.
– Я думаю, - сказал Бенедикт, откидываясь на спинку стула, - Он хотел сказать, что ты полная задница.
– Именно так, - воскликнул Колин.
Энтони устало покачал головой.
– Это все гораздо сложнее, чем вы себе можете вообразить.
– Так всегда, - сказал с убежденностью Бенедикт.
– Когда вы, два идиота, найдете достаточно легковерных, чтобы согласиться выйти за вас замуж, - прошипел Энтони, - Тогда вы можете давать мне свои советы. А ну а пока…просто заткнитесь.
Колин посмотрел на Бенедикта.
– Ты думаешь, он сердится?
Бенедикт посмотрел на Колина в ответ.
– Или это, или он пьян.
Колин покачал головой.
– Нет, он не пьян. Несильно, по крайней мере. Он точно опохмеляется.
– Это объясняет все, - произнес Бенедикт с философским кивком, - Почему он так зол.
Энтони скривился и потер виски руками.
– Боже, - пробормотал он, - Что требуется сделать, чтобы вы двое ушли и оставили меня в покое?
– Иди домой, Энтони, - Бенедикт, и его голос звучал удивительно мягко.
Энтони закрыл глаза, и устало вздохнул. Он хотел этого больше всего на свете, но он понятия не имел, что сказать Кэйт, и что более важнее, он не знал, как будет себя чувствовать, когда вернется домой.
– Да, - согласился Колин, - Иди домой, и скажи, что ты ее любишь. Что может быть проще?
И внезапно все встало на свои места. Он должен сказать Кэйт, как он ее любит.
Сегодня. Сейчас же. Он должен быть уверенным, что она знает, и поклялся каждую минуту его оставшейся жизни доказывать ей это.
Должно быть, слишком поздно приказывать своему сердцу измениться. Он пытался не влюбиться и потерпел в это неудачу. Так как, слишком невероятно разлюбить Кэйт, то ему остается только одно. Он собирается любить Кэйт. Разве не будет он счастлив в течение этих последних лет его жизни, если проведет их с ней, любя ее честно и открыто?
Он был довольно уверен в том, что она любит его; конечно, она будет рада слышат, что он тоже любит ее. И когда мужчина любит женщину истинной любовью, начиная от ее характера и заканчивая кончиками пальцев на ногах, не данная ли это ему Богом обязанность постараться сделать ее счастливой?
Но он не скажет ей о своих предчувствиях. Какой в этом смысл? Он должен нести знание того, что скоро его не станет, но причем здесь она? Пусть лучше ее сердце перенесет быструю и острую боль, чем будет страдать, ожидая его смерть.
Он собирается скоро умереть. Каждый рано или поздно умирает, напомнил он себе. Он просто оказался перед необходимостью проделать это несколько быстрее. Ей-богу, теперь он собирается наслаждаться каждым мигом его оставшейся жизни. Было бы конечно удобнее не влюбляться, но теперь, когда он все-таки влюбился, он не собирается скрывать свою любовь.