Вихрь

Несколько аппаратов приземлились, и меня занесли в один из них. Женщина в желтом сказала своим спутникам несколько слов на незнакомом языке. Мои тюремщики или спасители поставили меня на ноги, и оказалось, что я могу стоять, не падая. Дверца опустилась, закрыв пустыню и небо. Внутри летательного аппарата горел неяркий свет.

Вокруг меня суетились мужчины и женщины в желтом, но я не сводил глаз с женщины, обратившейся ко мне по-английски. «Спокойно!» — произнесла она, беря меня за руку. В ней вряд ли было больше пяти футов роста. Когда она сняла маску, я облегченно перевел дух: это человек. Смуглая кожа, азиатские черты лица, коротко подстриженные темные волосы.

— Как ты себя чувствуешь?

Сложный вопрос, мне оставалось только пожать плечами.

Мы находились в довольно большом помещении. Она отвела меня в угол. Из стены выехало нечто вроде кровати и полочка с какими-то предметами — наверное, медицинским оборудованием. Женщина в желтом велела мне лечь. Остальные, то ли солдаты, то ли авиаторы, я не знал, кем их считать, — не обращали на нас внимания, занимаясь своими делами. Одни следили за контрольными приборами на стенах, другие то и дело отлучались в соседние отсеки. У меня возникло ощущение, как в быстро поднимающемся лифте, и я догадался, что мы стартовали, хотя шума не было, и я слышал только разговоры на неведомом языке. Ни толчков, ни стуков, ни турбулентности.

Женщина в желтом прижала какую-то металлическую трубочку сначала к моему предплечью, потом к грудной клетке, и мое беспокойство ушло и сменилось оцепенением. Я понял, что она ввела мне какое-то снадобье, но мне было все равно. Жажда тоже прошла.

— Как тебя зовут? — спросила женщина.

Я с трудом прокаркал свое имя — Турк Файндли. Добавил, что родился в Америке, но в последнее время жил на Экватории. Спросил, как зовут ее саму и откуда она. Она улыбнулась в ответ:

— Меня зовут Трэя, моя родина — Вокс.

— Мы направляемся туда?

— Да, скоро прибудем. А ты постарайся поспать, если получится.

* * *

Я послушно закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.

Меня зовут Турк Файндли.

Турк Файндли, родился в последние годы Спина. Работал то поденщиком, то матросом, то пилотом маленького самолета. На грузовом корабле перебрался через Арку на Экваторию и несколько лет прожил в Порт-Магеллане. Там познакомился с женщиной по имени Лиза Адамс, разыскивавшей своего отца. В процессе этих поисков мы с ней оказались среди людей, любивших поэкспериментировать с марсианскими препаратами. Нас занесло на нефтеносные земли, в глубь экваторианской пустыни, где с неба вдруг повалил пепел, а из земли повыползали странные штуковины… Я любил Лизу Адамс, зная, что ей это ник чему. В пустыне мы разлучились… Тогда меня и прихватили гипотетики. Взяли и поволокли — как волна несет песчинку. А потом сбросили на этот берег, на эту отмель, на песчаную косу в десяти тысячах лет вниз по течению.

Такова моя история, насколько у меня получилось ее восстановить.

* * *

Снова очнулся я уже в кабине поменьше. Трэя, мой страж или врач (я не знал, кем ее считать) сидела у моего изголовья и что-то тихонько напевала себе под нос. То ли она, то ли еще кто-то пока я спал, натянул на меня простую майку и штаны.

Была ночь. В узком окошке слева от меня мерцала россыпь звезд, закрутившаяся в звездном хороводе, когда наш летательный аппарат совершал поворот с креном. Над горизонтом висела маленькая экваторианская луна (значит, я остался на Экватории, только как же она изменилась!). Внизу можно было различить волны с белыми гребнями, фосфоресцирующие в лунном свете. Мы летели над морем вдали от берега.

Что это за песня? — поинтересовался я.

Трэя вздрогнула — не ожидала, что я проснулся. Она была молода — лет двадцать-двадцать пять, не больше. Внимательные, но настороженные глаза — похоже, она меня побаивалась. Но мой вопрос вызвал у нее улыбку.

— Так, просто мелодия…

Между тем эта мелодия была мне знакома. Вальс со слезой, такие пользовались популярностью после Спина.

— Похоже на одну песенку, которую я знал раньше. Называлась…

— Apres nous[1].

Она самая. Я слышал ее в баре в Венесуэле, еще молодым и совершенно одиноким. Неплохая мелодия, только невозможно представить, как она пережила целую вечность.

— Откуда ты ее знаешь?

— Это нелегко объяснить. Можно сказать, с этой песней я выросла.

— Неужели? Сколько же тебе тогда лет?

Опять улыбка.

— Не так много как тебе, Турк Файндли. Но кое-какие воспоминания у меня остались. Потому меня и приставили к тебе. Я не просто твоя сиделка. Я — твоя переводчица и проводник.

— Тогда, может, объяснишь…

— Я многое смогу объяснить, только не сейчас. Тебе надо отдохнуть. Могу дать тебе что-нибудь снотворное.

— Я уже достаточно поспал.

— У гипотетиков ты чувствовал то же самое — будто ты спал?

Вопрос меня озадачил. Я знал, что в некотором смысле «побывал у гипотетиков», хотя ничего не запомнил. Она явно знала об этом гораздо больше меня.

— Иногда память возвращается, — обнадежила она меня.

— Можешь мне ответить, от чего мы так улепетываем?

Она нахмурилась.

— Не понимаю…