Видоизмененный углерод

— Передающий маячок, закрепленный с помощью клея на основе энзимов, — рассеянно подтвердила Ортега. — Размером с глаз мухи. Как мы предполагали, осенью вы не расстанетесь с пиджаком. Разумеется, когда вы выбросили одежду в мусорный контейнер, мы решили, что вы нас засекли.

— Нет. Вы мне льстите.

— Так, готово, — внезапно объявил Мики. — Дамы и господа, держитесь крепче, мы уже в трубе.

Погружение оказалось гораздо более грубым, чем я ожидал от правительственного учреждения, но не хуже виртуальных допросов, через которые мне пришлось пройти по постановлению суда на Харлане. Сначала гипноз, пульсирующие сонокоды, и вот унылый серый потолок резко озарился пестрыми мазками яркого света, а смысл покинул вселенную, подобно грязной воде, вытекающей в раковину. И я очутился…

Где-то в другом месте.

Оно простиралось вокруг, убегая от взора во всех направлениях, похожее на увеличенную до гигантских масштабов винтовую лестницу, по которой мы поднялись из подвала хранилища. Небо над нами было серым, только чуть светлее, с мечущимися облаками, смутно напоминающими решетки и древние замки. Отличный психологический прием, если предположить, что у современного преступника представление о настоящей тюремной камере не сводится к абстрактным образам в памяти поколений.

Передо мной из пола поднялась серая мебель с плавными обводами, подобная изваянию, отлившемуся из лужицы ртути. Сначала простой металлический стол, затем два стула рядом и ещё один напротив. Края и поверхности оставались жидко-гладкими до самых последних мгновений своего возникновения и вдруг резко приобрели четкие геометрические формы, отделившись от пола.

Рядом появилась Ортега — сначала бледный карандашный набросок женщины, дрожащие контуры и неуверенные тона. На глазах по её телу разлились пастельные цвета, движения стали более оформленными. Ортега повернулась ко мне, сунув руку в карман куртки. Я подождал, пока её образ окончательно не наполнится красками. Она достала из кармана пачку сигарет.

— Закурим?

— Нет, спасибо, я…

Только тут до меня дошло, насколько глупо беспокоиться о здоровье виртуального изображения. Взяв у Ортеги пачку, я вытряс одну сигарету. Ортега дала прикурить от своей допотопной бензиновой зажигалки, и первый глоток дыма, обжегший легкие, оказался просто блаженством.

Я посмотрел на геометрически правильные узоры на небе.

— Это стандартная процедура?

— Более или менее. — Прищурившись, Ортега устремила взор вдаль. — Правда, разрешение чуть выше обычного. Кажется, Мики решил повыпендриваться.

За столом напротив появился Кадмин. Он узнал о нашем присутствии ещё до того, как виртуальная программа успела полностью раскрасить его. Кадмин вызывающе скрестил руки на груди. Если моё присутствие в комнате допросов и вывело его из равновесия, как мы рассчитывали, внешне это никак не проявилось.

— Лейтенант, это опять вы? — недовольно пробурчал Кадмин, когда программа создала его образ целиком. — Вам ведь известно, что резолюция ООН ограничивает максимальное время виртуальных допросов на одно задержание.

— Известно, но до разрешенного предела нам ещё очень далеко, — заверила его Ортега. — Кадмин, ты не хочешь присесть?

— Нет, благодарю вас.

— Я сказала — садись, мать твою!

В голосе лейтенанта прозвучали стальные нотки, и образ Кадмина, словно по волшебству, заморгав, исчез и появился уже сидящим за столом. У него на лице мелькнула мимолетная ярость, вызванная столь бесцеремонным перемещением, но тотчас же исчезла. Кадмин снова насмешливо скрестил руки на груди.

— Вы правы, так гораздо удобнее. Не желаете присоединиться?

Мы заняли места более традиционным способом. Я не отрывал взгляда от Кадмина. Мне впервые приходилось видеть нечто подобное.

Это был настоящий Лоскутный человек.

Большинство виртуальных систем создает образ человека по тем представлениям, которые хранятся у него в памяти. Затем запускается подпрограмма проверки подсознания, не позволяющая заблуждениям вылиться во что-то существенное. Так, например, я выхожу чуть более высоким и худощавым, чем на самом деле. Но в данном случае система, похоже, перерыла мириады различных представлений о себе, сложившихся у Кадмина за время общения с бесчисленными оболочками. Мне доводилось видеть что-то похожее, но только как демонстрацию возможностей программы создания виртуальных образов. Как правило, человек быстро привыкает к оболочке, в которой живёт в настоящий момент, и это стирает воспоминания о предыдущих воплощениях. В конце концов гомо сапиенс сформировался в процессе общения с окружающим миром.