На этот раз он ударил меня под ребра, лишив возможности дышать и парализовав легкие. Я беспомощно перевесился через его руку, словно упавшее с вешалки пальто, а затем сполз на пол, пытаясь сделать вдох. Мне удалось испустить лишь сдавленный хрип. Я корчился на полу, а где-то высоко надо мной бородач забрал у напарника клейкую ленту и отмотал кусок длиной четверть метра. Отрываясь, лента издала омерзительный треск, напоминающий звук отдираемой от плоти кожи. Оторвав кусок зубами, бородач присел на корточки и прилепил моё правое запястье к полу. Я стал извиваться и дергаться, словно лягушка под действием гальванического разряда. Бородачу потребовалось какое-то время, чтобы поймать вторую руку и повторить процесс. На поверхность прорвалось непреодолимое желание кричать, к которому я не имел никакого отношения. Я его подавил. Бесполезно. Лучше сберечь силы.
Жесткий пол неуютно прижимал нежную кожу локтей. Услышав скрежет, я повернул голову назад. Второй бородач придвинул из дальнего конца комнаты два табурета. Пока тот, что бил меня, раздвигал мои ноги и приклеивал их лентой к полу, второй, внимательный зритель, уселся на табурет, достал пачку сигарет и вытряс одну. Широко усмехнувшись, он сунул сигарету в рот и взял газовую горелку. Его напарник отошел в сторону, наслаждаясь работой. Первый бородач предложил ему пачку. Тот отказался. Пожав плечами, курильщик зажег горелку и склонил голову, прикуривая от неё.
— Ты расскажешь нам, — сказал он, размахивая сигаретой и оставляя в воздухе дымный след, — все, что тебе известно о «Закутке Джерри» и Элизабет Элиотт.
В тишине комнаты негромко шипела и потрескивала горелка. В окно наверху проникал солнечный свет, принося с собой бесконечно тихие звуки многолюдного города.