Ветер северо-южный, от слабого до уверенного

Но самая главная сила стихии обрушилась на здание бывшей казармы кавалерийского полка. Здание задрожало, послышался страшный треск, небо скрылось вовсе. Смерч, словно в его нижней части был гигантский лазер, аккуратно отделил бывшую казарму от фундамента, какие-то мгновения она так и висела в нескольких сантиметрах от своего основания, а потом стала медленно и строго вертикально подниматься вверх, постепенно приобретая вращательное движение против часовой стрелки.

И сразу, словно его целью была бывшая казарма, двинулся на выход с огороженной территории, повторяя все изгибы дороги, накатанной автомобилями. Нет, все-таки нужно было иметь зрение, чтобы передвигаться с такой дьявольской точностью, не калеча людей и близлежащие строения! Все, поголовно все наблюдатели были убеждены, что смерчем управлял некто безусловно разумный. Ну, если не Бог и не черт, если не инопланетяне, так ушлые враги-империалисты - обязательно.

Впрочем, у страха, как известно, глаза велики. Многое может померещиться в экстремальных условиях. А поэтому доверие ко всякого рода очевидцам никогда не бывает абсолютным. И зачастую вовсе не очевидцы создают наиболее убедительные и аналитические документы различных явлений, документы, удовлетворяющие самые взаимоисключающие требования. Короче, чтобы стать великим очевидцем, тоже требуется определенный дар, а более того -авторитет в кругах.

Смерч покинул территорию Кивакинской райбольницы, ничего не разрушив и не повредив, не считая нескольких старых деревьев. И все очевидцы - шоферы фургончиков, разный вспомогательный персонал, случайные свидетели вздохнули облегченно. Им было радостно ощущать себя живыми и невредимыми, они чувствовали себя счастливыми от того, что сделались очевидцами редчайшего явления природы и ничем за это не поплатились.

- Братцы, а ведь мы, кажется, летим! - изумленно-испуганным шепотом выдохнул Афоня. И все сопалатники кинулись к окну. Только временно немой остался на своем месте. Ему как раз нужно было особенно беречь нарастающую новую кожу на лице и руках, Впрочем, не только беречь, но и потихоньку разрабатывать ее, потому что после ожогов кожа почему-то появляется на два размера меньше прежней. И если ее не растянуть сразу, то так и останешься навеки скрюченным в обожженных местах.

Афоня, дядя Эраст, Тимофеев и Владлен Сергеевич жадно глядели в окно и молчали. И что можно было сказать, когда на их глазах отлетала куда-то вниз родная планета, где-то далеко-далеко маячила белая шиферная крыша "катаверной", игрушечные автомобильные фургончики, едва различимые фигурки людей. У наших друзей, конечно, не было альтиметра, а то бы они увидели, как стремительно мелькают на его циферблате четырехзначные числа. Впрочем, зрелище было достаточно впечатляющим и без всякого альтиметра.

Белый солнечный круг, едва проглядывавший сквозь пыль в момент отрыва от фундамента, становился по мере набора высоты все более ослепительным. Если в начале полета на него можно было запросто смотреть, то после эта возможность исчезла. Панорама открывающихся внизу пространств все расширялась, стали видны ближайшие населенные пункты, не говоря уж о самом Кивакине, круглые стекляшки озер, секретики прудов, другие окрестные красивости. Жаль, что нашим невольным путешественникам было вовсе не до красивостей. Они ведь ожидали, что вот-вот, с минуты на минуту, кончится эта противоестественная гармония, стихия проявит свой истинный нрав и если не развалит больницу на бесформенные куски прямо в вышине, то просто хряпнет ее о землю так, что некого будет после этого хоронить. Останется лишь закопать в братскую могилу неопознанные человеческие части.

Однако стихия была спокойна, если, конечно, можно называть стихию спокойной.

- А ведь мы еще и вращательное движение производим! - заметил примерно через час дядя Эраст.

- Ну, с чего эта баня-то пала... - неуверенно возразил ему Тимофеев, неуверенно, поскольку и сам уже замечал определенный поворот окна, а возразил по инерции...

Эти две реплики были первыми словами, произнесенными в палате за столь длительное, наполненное драматизмом время. И только теперь все поняли, что первоначальный грохот, треск и вой давно прекратились, и наступила обычная больничная тишина. Правда, откуда-то снизу, где просматривалось густо-серое облако пыли, еще слегка доносился низкий ровный гул, но он уже был как назойливый звуковой фон и в общем-то не замечался.

- Естественно, - отозвался после паузы Афанорель, совершенно игнорируя реплику Тимофеева как несостоятельную, - мы ведь внутри смерча, погодите, еще так раскрутит, что по стенкам размажемся.

И люди, начавшие потихоньку выходить из оцепенения, снова испуганно замерли. И еще час прошел в полном молчании. Но мгновенная очистительная смерть все не наступала, а потому начинал явственно ощущаться голод, ведь время уже вплотную подходило к полднику.