Ветер пыльных дорог

Священник присел на табуретку и задумчиво потёр свою щёку, не отрывая взгляда от раненного. Он не рассказал обо всём сестре Агнии: о том, что говорил в бреду этот мужчина. А говорил он многое, и причём такое, что можно услышать лишь на исповеди, и теперь отцу Бенедикту было неловко за то, что он услышал вещи, непредназначенные для его ушей. Однако более всего его волновало то, что случилось с этим мужчиной недавно.

Из его бессвязных слов святой отец смог понять, что он путешествовал не один, а с неизвестными ему «Тристаном и мадемуазель Бринье», которым угрожала опасность быть убитыми и которых он должен обязательно спасти. У отца Бенедикта были сомнения, что есть ещё кого-то спасать. Потому что Поль, мальчик-прислужник в монастырской кухне, который и нашёл его, не увидел рядом никого другого.

Святой отец вспомнил, как около полуночи примчался взбудораженный мальчик и сбивчиво поведал ему о своей находке. Отец Бенедикт сразу решил, что о том лучше молчать. Это он и наказал Полю, который был не прочь поделиться новостью с любым, готовым его слушать.

Но, придя к месту, где лежал этот мужчина, отец Бенедикт понял, что дело почти безнадёжно. И всё-таки он не мог оставить человека умирать, и потому с помощью Поля удалось пронести его через монастырский двор и дальше – в одну из свободных, удалённую от остальных келью. Таким образом, о том, что в обители появился гость, знало совсем немного людей, и со всех них он взял слово, что они будут молчать.

Но кто-то должен был ухаживать за раненным, потому что отец Бенедикт не имел достаточно свободного для этого времени. Пришлось вызвать на помощь давнюю знакомую, сестру Агнию из соседней же обители святой Катерины. Она очень хорошо разбиралась в травах, и её помощь оказалась неоценимой. Однако даже у неё с трудом получалось удерживать в этом теле жизнь, и тогда отец Бенедикт обратился к одному из монахов, тоже весьма одарённого во врачевании, с просьбой помочь. После его-то отвара раненному стало значительно лучше.

И теперь тот, кажется, приходил в себя. Его веки начали подрагивать, словно он силился их поднять, но никак не мог. Руки заметались по тюфяку, а из горла стало вырываться громкое прерывистое, хриплое дыхание.

Святой отец нашёл его руку и сжал, пытаясь успокоить этим жестом. Но раненный, напротив, разволновался ещё больше, попытался приподняться, что, разумеется, у него не получилось, и открыл рот, собираясь что-то сказать ему.

Отец Бенедикт нагнулся к самому его лицу, чтобы расслышать, что тот шепчет своим слабым голосом.

– Где я?…

Он несколько раз повторил эту короткую фразу, стискивая его руку сильнее. Подняв голову, святой отец увидел, что раненный уже открыл глаза и теперь ими, ещё мутными, смотрит прямо на него.

– Где я? – ещё раз повторил он, но так же тихо, как и до этого.

– В обители святого Франциска, – ответил ему отец Бенедикт, стараясь тоже сохранять негромкий тон.

Больше тот ни о чём не спросил. Снова закрыл глаза и тотчас же уснул, успокоившись после полученного ответа.

Клод проснулся несколько минут назад, но до сих пор не мог заставить себя о чём-нибудь подумать. Просто смотрел в низкий потолок и слушал монотонное пение, доносящееся откуда-то издалека. Он стал прислушиваться к нему, пытаясь понять, кто поёт и зачем, и тут вспомнил, о чём ему сказал священник во сне.

Он думал, что это был сон, но тот короткий разговор случился на самом деле. И он сейчас находится в монастыре. Как он здесь оказался, этого Клод понять не мог. Последним его чётким воспоминанием было то, как он шёл по улицам Ансени, напряжённо раздумывая над тем, где искать мальчика и его сестру. Но полученная накануне рана давала о себе знать, и ему приходилось хвататься за стены домов, чтобы вообще удержаться на ногах.

Что было после – этого Клод пока никак не мог вспомнить. Неужели он дошёл до этой обители сам и попросил о помощи? Вероятно, так. Иначе каким бы образом ему здесь оказаться?

Он оглядел всё то, что попало в поле его зрения. Аскетичная обстановка обычной кельи. На левой стене прибито распятие, и больше ничего ему не удалось здесь приметить.

На этот раз рядом с ним никого не было. Как раз тогда, когда у него имелось слишком много вопросов, чтобы оставаться одному и мучиться смутными догадками. Ко всему прочему, ему сильно хотелось есть и пить.

Клода не радовало нынешнее состояние. Он был слаб, как новорождённый котёнок, даже не мог приподняться, а в глазах прыгали чёрные точки. Однажды он уже чувствовал себя так – во время похода в Святую землю, где его тоже сразила лихорадка от полученной от неверного раны. Тогда ему было лишь десять лет, и он служил простым оруженосцем графа де Жуиньи. Когда сей рыцарь выронил свой меч в пылу одной из стычек, бывший начеку Клод ворвался в самую гущу тел, пробираясь к своему патрону. Ему удалось помочь выбраться графу, но сам при этом был ранен в живот, и тогда провалялся, сотрясаемый лихорадкой, в течение целой недели, прежде чем пошёл на поправку.

А сколько времени прошло сейчас? Клод и предположить не мог.