– Тогда чего мы ждем? Возвращаемся к берегу. – Лишь мельком взглянув на своего островного избранника, Лилия оттолкнулась от камня и, погрузив лицо в воду, словно торпеда, устремилась к ближайшей каменистой отмели, за которой начинался их фьорд. Она плыла, сильно, по-мужски рассекая невесть откуда накатившиеся волны, и штурмбаннфюреру понадобилось хорошенько приналечь, чтобы перехватить ее уже у самого берега, именно в тот момент, когда, с воем пикируя, самолеты устремились на стоявшие в соседней гавани военные катера, на город, на красночерепичную улитку «Корсики» – с ее диковинным парком, пляжами и любовными укрытиями.
– Назад! – крикнул Отто, почувствовав под ногами каменистое дно. – Я сказал: назад! – преградил путь девушке, заставив ее отойти на несколько метров по мелководью подальше от берега.
Так, сидя по подбородок в воде, из-за волн, словно из-за бруствера, он со страхом и смирением наблюдал, как мечутся по пляжу под пулеметными очередями те немногие курортники, что позволили себе непозволительную роскошь посреди войны; как вместе с бомбой взорвалось и вознеслось к воспоминаниям левое крыло отеля, вплотную примыкавшее к тому, среднему, в котором обитали Скорцени и Фройнштаг. Как один из тех асов, что выделывали пируэты над стоянкой военных катеров, лавируя между пулеметными очередями германских моряков, неожиданно загорелся и неуклюже, грузно – подобно растерявшему свое оперение старому орлу – развернувшись над проливом, с натужным астматическим ревом потянулся в сторону Сардинии.
Однако его напарник сумел вырваться из зенитной круговерти и, заметив этих двоих, прячущихся в пучине, освятил их пулеметной трассой, вспенившей горьковатую синеву моря, буквально в нескольких дюймах от нептуновых любовников. Но затем, помахав крыльями: «Живите, это я всего лишь пошутил», – тоже ушел в сторону северной оконечности Сардинии, держа курс на невидимый отсюда остров Асинару.
– А ведь это они за вами охотятся, Скорцени, – мысленно скомандовала себе отбой Фройнштаг, вновь вернувшись к той обычной формуле обращения, к которой уже привыкла за все месяцы общения с начальником отдела диверсий службы безопасности CС.
– Вы опять льстите мне, Фройнштаг, – принял условия их азартной противовоздушной игры Скорцени.
– Никому я не льщу. Они бы еще сто лет не наведывались на Корсику, если бы каким-то образом не узнали, что здесь находитесь вы. И почему вдруг именно этот мыс, городок Бонифачо, отель «Корсика»?
– Цепь военных случайностей.
– Слишком уж она громоздка, эта цепь. Напоминает кандалы на руках смертников.
Они по мелководью добрели до входа в свой фьорд и увидели, что там нашла убежище тройка парней с охапками одежды в руках. Одеждой этой были черные мундиры, а парни, очевидно, принадлежали к «бессмертным» из числа воинов Корсиканской бригады СС. Однако выяснять и знакомиться Скорцени было некогда. Прятать в волнах свою наготу – тем более.
На оголенную Лилию Фройнштаг, которая решительно шествовала первой, корсиканцы смотрели, словно на выходящую из моря Венеру. И лишь появление вслед за ней рослого, свирепого на вид детины с исполосованным шрамами лицом не позволило им предаться умилительным разглядываниям и казарменным остротам.
– Вы сами уберетесь или вам предложить сделать это? – вежливо отблагодарила их за скромность Фройнштаг. Она всегда отличалась особым умением делать это.
– Мы не догадывались, что первые беженцы появятся прямо с морского дна, – кисловато улыбнулся розовощекий толстячок с усиками «а ля фюрер после неудачного бритья».
– А то бы мы знали, где искать спасения, – поддержал его второй корсиканец, устремляясь к тропинке, выводящей по крутому серпантину к нетронутой штурмовиками деревянной лестнице.
– Как ты себя чувствуешь? – озабоченно спросил Скорцени, напрочь забывая о присутствии аборигенов.
– В одежде я почему-то всегда чувствую себя увереннее, – отстучала зубами Фройнштаг. Ее трясло так, будто она вышла не из теплых объятий Средиземного моря, а из полыньи.
– Как ни странно, я тоже. – Одежда их была щедро присыпана песком, но Скорцени старался не замечать этого.
– Действительно странно, если учесть, что до сих пор, находясь рядом с вами, я всегда более уверенно чувствовала себя обнаженной. Была убеждена, что моя нагота смягчает вас, а главное – мешает обращаться как с унтерштурмфюрером.
Одевшись, они прекратили этот странный и совершенно неуместный разговор, возвращавший их к еще той, предбомбардировочной, жизни, и, прижавшись спинами к теплому телу скалы, а плечами – друг к другу, несколько минут сидели молча, согреваясь на все так же безвинно сиявшем корсиканском солнце.
Святость их итальянско-корсиканского фронтового небытия уже была окончательно развеяна. Пора было думать о возвращении в рейх, к той жизни, уход из которой для эсэсовца пока еще оставался непозволительной роскошью.
58