Ветер богов

Их страхи, философствование о войне и бытии остались на берегу. Здесь, у подводных камней, к которым они заплыли, вода казалась еще теплее, чем у берега, островерхие крыши отеля и окрестных строений – шпилями таинственных замков, а солнце светило радостно и безмятежно, очищая человеческие чувства и весь мир от жестокости и нравственной скверны.

Взобравшись на самый большой, но тем не менее скрытый под водой камень, Фройнштаг осмотрелась и по-детски рассмеялась.

– Посмотрите! – крикнула так, словно Скорцени находился вдали от нее. – Не кажется ли вам, что я похожа на пророка Моисея, который ведет свое племя «по морю аки по суху»?!

– Перед всеми, кто смотрит на вас с берега, вы еще и предстаете в образе Девы Марии.

– О нет, я слишком грешна для Нее – плеснула водой в лицо Отто, стараясь не допустить, чтобы он взобрался на ее невидимый миру подводный остров.

– Но кто здесь знает об этом, кроме меня?

Они целовались, стоя посреди моря, и солнце нежно опаляло их плечи, легкий морской бриз охлаждал их лица, а шелковистая волна обещала хранить тайну их военно-морской любви.

Губы Лилии казались сладковато-солеными; ее грудь бесстыже, вызывающе топорщилась сосками и взывала к обладанию; ее глаза излучали таинственный пламень, который еще нужно было кому-то освободить из плена желаний и предать костру страстей.

– Ты считаешь, что это возможно? – тихо прошептала Лилия, поняв, что «освобождение» уже началось: сильные, властные руки Отто принялись уверенно оголять ее скрытое под синевой моря тело. – Ты находишь, что все это в принципе возможно? – не сопротивлялась, а скорее сомневалась она в том, что было задумано Скорцени в порыве безудержной страсти.

Нижняя часть ее купальника вначале застряла где-то на бедрах, потом оплела лодыжки, чтобы затем навсегда кануть в море. Однако Фройнштаг не обратила на эту потерю никакого внимания. Как и на то, что Скорцени с той же непосредственностью принялся оголять верхнюю часть ее тела. И лишь когда Лилия предстала перед Нептуном в изысканном костюме Евы, впился губами ей в грудь и овладел неожиданно быстро, резко, с какой-то звериной ненасытностью.

Он терзал и терзал ее, впиваясь руками то в упругие бедра, то в плечи, словно стремясь переломить стан, и все это время Лилия пребывала в каком-то неописуемом трансе, явственно ощущая, что никогда в своей жизни не познавала ничего подобного, и чувствуя себя так, будто впадает в этот грех впервые и навсегда.

Когда все это кончилось и наступило покаянное просветление, Лилия еще несколько минут обессиленно покоилась на груди Скорцени, обхватив его шершавую буйволиную шею слабеющими руками и уткнувшись лицом в покрытый потом и морской пеной подбородок.

– Мы должны запомнить, что это случилось здесь, у южной оконечности Корсики, посреди теплого залива, на виду у отеля «Корсика»…

– Что именно? – полусонно пробормотал Скорцени, почесывая подбородком ее мокрые слипшиеся волосы.

– Все это… Что невозможно выразить словами, поскольку не поддается ни пересказу, ни описанию, – потерлась губами о его оттопыренный кадык.

– Ты права, – все так же блаженно повторил он, даже не пытаясь вникать в суть ее слов и чувств. Достаточно было того, что им обоим хорошо. Удивительно хорошо.

– Ты уже обещал, что когда-нибудь обязательно вернемся сюда. Но у тебя еще есть возможность отказаться от своих слов. Сегодня такая возможность у тебя еще есть.

– Отказываюсь. От возможности отказаться.

– Мы вернемся сюда уже в цивильном, и никто не посмеет глядеть нам вслед с такой ненавистью, с какой смотрят здесь, на улочках Бонифачо, вслед любому эсэсовцу.

– Мы предстанем перед ними в том одеянии, в каком остались сейчас, – едва заметно улыбнулся Скорцени, только теперь уяснив, что плавки его уплыли куда-то в сторону Сардинии вместе с одеянием Фройнштаг.

Лилия поняла его и рассмеялась.

– Если кто-то успел пробраться к нашей первобытной стоянке, нам придется долго и изобретательно объяснять, откуда мы, кто такие и почему в столь экстравагантном виде.

– Наоборот, всякие объяснения окажутся излишними. И так все станет предельно ясно.

Три звена бомбардировщиков грохотали по белесому поднебесью, словно три тяжелых ледокола, пробивающихся к побережью Гренландии. Они шли со стороны Рима либо со стороны Неаполя, и вполне возможно, что их пилотов благословил сам папа римский, посылавший самолеты на Корсику вместе со своими проклятиями и анафемами.

– Это союзнические, – проговорила Фройнштаг и почему-то сжала свои груди так, словно пыталась защитить их или, наоборот, погубить, но в любом случае не отдать врагу на поругание. – Опять эти проклятые американцы, штурмбаннфюрер, – добавила она неожиданно холодно и спокойно. И Скорцени сразу же почувствовал, что оголенная красивая девушка, с которой он еще несколько минут назад предавался непорочному греху и любовному пустословию, исчезла. Рядом с ним – волевой, расчетливый унтерштурмфюрер СС, достойный того, чтобы считаться бойцом особой группы Скорцени «Черный легион».

– Вы правы: американцы, – подтвердил Скорцени, вновь переходя на «вы».