Предчувствуя неминуемую кровь, толпа разразилась диким рёвом, от которого стало больно ушам. На сцене Калигула прижал кулаки к плечам и захлопал согнутыми в локтях руками, словно петух крыльями, после чего тяжело рухнул на спину сестры. Схватив Калигулу за бёдра, эфиоп откинул голову назад и трубно взревел. Увы, его рык не только потонул в гуле голосов, но и стал последним звуком, который он издал в этой жизни. Четвёртый гладиатор одним молниеносным ударом отсёк ему голову, и та, вращаясь, полетела в зрительный зал. Из обезглавленного тела вверх ударил мощный фонтан крови, чтобы потом пролиться алым дождём на Друзиллу и Калигулу. Как только кровавый дождь прекратился, Калигула потянулся назад и оттолкнул от себя обезглавленный труп. Тот, словно полупустой мешок, рухнул на пол. Под рукоплескания зала четвёртый гладиатор вскинул меч в гладиаторском салюте. Увы, в следующий миг ему в грудь впился десяток стрел. Его тотчас отшвырнуло назад, как будто кто-то дёрнул за невидимую верёвку. Между тем Друзилла и Калигула как будто не замечали, что творилось вокруг. Нежно глядя в глаза друг другу, они растирали по коже кровь. Два оставшихся в живых гладиатора поднялись на ноги и с опаской посмотрели на лучников, которые вставили в луки новые стрелы и теперь целились в них.
— Он совершил глупость! — крикнул Клемент Веспасиану. — Его предупредили, чтобы он бросил меч, как только он отрубит эфиопу голову. Прислушайся он к совету, и остался бы жив. Двум другим ничего не грозит, если только они не попробуют поднять с пола меч.
Веспасиан не знал, что на это сказать, и молча продолжал наблюдать за тем, как император и его сестра размазывают друг по другу кровь. Зал тем временем, словно с мячом, принялся играть с отрубленной головой. Куда подевались такие вещи, как честь и достоинство? Неужели это и есть новый век? Век грязи, разврата и упадка. Неужели он будет длиться до тех пор, пока Феникс через пятьсот лет не возродится снова?
И всё же это был Рим, на который работал и он сам, выполняя поручения Антонии. Рим, который она, сама того не желая, сохранила, стараясь удержать бразды власти в руках своего семейства. Он видел этот Рим, так сказать, ещё в пелёнках — на Капри, при дворе безумного Тиберия. Собственными глазами наблюдал непристойные забавы так называемых «рыбок» развращённых детей и карликов, слышал, как Калигула называл их «смешными».
Он был свидетелем разнузданного поведения Калигулы и его сестёр, знал, что кровосмешение у них — обычная вещь. У него на глазах Калигула наслаждался мерзким представлением труппы карликов и обслуживал шлюху за шлюхой в дешёвой таверне. Тогда ему казалось, что ничего омерзительнее быть не может. Увы, он ошибался. Похоже, дно порока ещё не достигнуто.
Наконец брат и сестра как будто очнулись и вынырнули из своего замкнутого мирка. Калигула поднялся на ноги и взмахом руки велел залу умолкнуть.
— Где голова? У кого? — спросил он.
— У меня, — ответил молодой человек в поношенной тунике, держа жуткий трофей за ухо.
— В таком случае ты победитель и тебе причитается тысяча золотых, когда ты принесёшь её мне.
Сидевшие рядом тотчас набросились на юношу, пытаясь вырвать у него голову. Ещё бы, если за неё были обещаны такие баснословные деньги! Калигула же с хохотом наблюдал, как драка распространяется по всему залу. Всё больше и больше зрителей пытались заполучить желанный приз. Постояв немного, он развернулся на пятках и предложил руку сестре. Нагие и перемазанные кровью, они — гордо вскинув головы, словно молодожёны из древнего и уважаемого патрицианского семейства, — не спеша спустились со сцены, как будто направлялись на брачное пиршество, оставляя за спиной хаос и смерть.
— Думаю, нам стоит напомнить о себе, — сказал Клемент. — Он требовал, чтобы мы подошли к нему сразу по окончании... — не найдя нужного слова, Клемент не договорил, лишь помахал рукой в сторону сцены. Веспасиан отлично понял его трудности.
— Разве она — не чудо? — воскликнул Калигула, слизывая кровь с лица Друзиллы, когда Веспасиан и Клемент подошли к нему. Они стояли в центре павильона, затянутого мягкой пурпурной тканью, сквозь которую просачивался мягкий солнечный свет. — А я? Да я затмил самого Геркулеса!
Веспасиан посмотрел на Калигулу. Особого сходства между императором с его длинными, тощими ногами, и силачом-полубогом он не нашёл. Он пытался выбросить из головы всё, чему только что стал свидетелем, и из последних сил сохранял невозмутимое выражение лица.
— Ты затмил всех богов, принцепс, — нагло солгал он самым подобострастным тоном, на какой только был способен. — Мы, простые смертные, можем лишь мечтать о такой выносливости, силе и ловкости.
— Это верно, — сочувственно согласился Калигула. — Ваши женщины от вас явно не в восторге. Неудивительно, что Ценис уже столько времени в Египте. Кстати, когда она возвращается?
— Не знаю, принцепс. Полагаю, ты вызвал меня, чтобы я выполнил твоё поручение? — спросил Веспасиан, меняя тему разговора.
Калигула растерянно задумался и провёл рукой по спутанным волосам.