Весной в последний раз споет жаворонок

— А вот что: производство плутония никому не вредит. Он необходим всем, — скажет этот придурок. Он скажет, что в настоящее время против Ханворда развернута злобная кампания. И если вы спросите, кто ее проводит, он ответит: ее проводит сенатор Брок Адамс, так называемые экологические группировки, телевидение и газеты, которые хотят погубить нас. Вот что скажет вам в лицо придурок-убийца. Этот Джой Вебб — единственный, кто утверждает, что в Ханворде не было ни одной аварии. Он скажет: нет ни одного доказательства, что йод-131 вызывает раковые заболевания. И вывоз N-реактора — трагедия, говорит этот сукин сын.

Они въехали в Месу, на улицу Майн. Автозаправки, кинотеатры, банки, магазины, несколько высоких зданий. Дорожное движение слабое.

Люди, думал Марвин. Люди, живущие здесь. Все выглядят подавленными. Очень озабочены. Никто не смеется. Даже дети серьезны. Лишь немногие из них играют, но и играя, они невеселы. Многие просто собираются в кружки, стоят или сидят. Как скотина на пастбище. Все очень печально, Марвин, какая великая печаль!

— Так, как этот Джой, думают очень многие, — закашлявшись, сказал Рэй. — Даже и сейчас. Не здесь, конечно. Но в Рихланде, Кенневике, Паско. Они, конечно, правы, и с атомной едой, и с атомной химчисткой, и со всем прочим, мистер Марвин. Луженая глотка и пустота в голове. Эти парни настолько глупы, что не понимают: закрой фабрику смерти, и больше не умрет ни один человек. Но здесь, в Месе, — здесь совсем другое дело, мистер. Здесь животный страх с тех пор, как вывезли N-реактор. Все больше и больше семей уезжают. Здесь полно пустых домов и квартир.

Он снова засмеялся — смех звучал безнадежно.

— И еще один страх мучает людей, живущих здесь.

— Какой страх?

— Страх потерять работу в атомной промышленности. Этого боятся и в Рихланде, и в Кенневике, и в Паско. Во всем районе Три-Сити. Страх, страх, страх, страх. Страх перед жизнью. Страх перед смертью.

Он остановил «лендровер» на обочине, напевая надтреснутым голосом старую песенку: «Я устал от жизни, и я боюсь смерти, но река старого человека продолжает катиться по миру…»

— Пойдемте, мистер Марвин, — сказал Эванс, выходя из «лендровера», — и направился в кафе «Воспоминания о звездной пыли».

Аптека-закусочная, как в сотнях американских фильмов: длинная стойка, за которой на высоких табуретах сидят посетители. Разноцветные ниши с цветными стульями и столами из пластика. Рядом — лоток с безделушками, аптечный киоск и мини-магазинчик. Здесь можно купить куклу или игрушечный автомат, пачку презервативов с запахом ежевики или апельсина, удилища, записную книжку, семена герани или электрическую дрель.

За стойкой сидели служащие местных фирм, рабочие с ближайшей стройки и три девушки из высшей школы, которые шутили и дурачились, — все остальные были серьезны и разговаривали приглушенными голосами. И у большинства, отметил Марвин, вспухшие щитовидные железы.

К входу, навстречу им спешил племянник Рэя Эванса, Том. Они поздоровались, и Марвин подумал, что Том был единственным… да, единственным человеком, который, мягко говоря, выделялся на общем фоне. Скорченный и неуклюжий Том, которому принадлежало кафе, попросил тишины. Стало тихо, когда он представил «джентльмена из Германии, которого командировали сюда посмотреть, как мы живем». Он работает в сфере атомной энергетики, объяснил Том, и должен сделать репортаж для своего начальства, а может быть, и для американских властей обо всем, что здесь происходит, и тогда жизнь здесь когда-нибудь изменится к лучшему. А может быть, кто-то не желает, чтобы мистер Марвин фотографировал?

Таких не оказалось. Люди одобрительно кивали иностранцу, несколько человек засмеялись коротко и дружелюбно, и красотка за стойкой, которой молодые люди говорили, что она похожа на Мерилин Монро, быстро подкрасила губы.

— Что будете пить? — спросил Том.

— Наверное, колу.

— Корабелла, три колы.

Пока «Мерилин» за стойкой наливала бокалы, люди тихо переговаривались. И Марвин вновь ощутил большую печаль, ту робкую боязнь плохой жизни, ту безрадостную безнадежность, которая словно покрывала всех грязным налетом. И даже маленькая собачка на древнем плетеном стуле под огромным плакатом, призывающим не давать СПИДу ни единого шанса, озабоченно смотрела на Марвина тусклыми глазками-пуговицами. Ее спутанная шерсть во многих местах вылезла совсем, так, что была видна голая кожа. Крохотная собачка на фоне огромного расстояния между плетеным стулом и дверью в клозет.

С одной стороны у двери стоял музыкальный автомат, с другой симметрично ему висела большая доска. К ней похромал Том, за ним пошли Марвин и Рэй, на ходу посоветовавший непременно сфотографировать увиденное. Странно дребезжащим голосом племянник сообщил, что он сам написал эту доску, и все до последнего слова на ней — чистая правда.

Красными буквами на самом верху было выведено:

СЕМЬИ, ЖИВУЩИЕ В МИЛЕ ОТ СМЕРТИ.

Внизу значились двадцать девять фамилий.

— Сфотографируйте это, мистер Марвин! — сказал Том. — Сделайте несколько снимков. Снимите их все.