Мысленно клял Ингорь Невида, с таким советчиком недолго и в беду попасть. Хотя понимал, что боярин прав, но Олегу сказать не рискнул.
У Прекрасы родилась уже третья дочь, Ингорь совсем голову повесил, даже в этом у него не все ладно получается. Олег понял, чем озабочен наследник, позвал к себе обедать. Удивился Ингорь, не так часто вдвоем ели, Олегу все некогда, забыл уж, как младший князь и выглядит, не то что поговорить. Сначала князь про жену и дочек расспрашивал, Ингорь хмурился, но рассказывал. А потом Олег вдруг стал говорить про себя, мол, было у них с Силькизиф три дочери, и лишь потом пошли сыновья. Про то, что сыновей Силькизиф не от него родила, промолчал. Говорил, а сам смотрел на Ингоря и сомневался, что и Ефанда от него родила, уж больно не похож тот, одно пятно и выдает.
Ингорь тоже молчал, хотя от Невида слышал, что жене Олеговой сыновей его дружинники родить помогли. Старался князю в глаза не смотреть, чтоб не выдать себя, чтоб не понял тот, что он все знает. Но то ли все же выдал, то ли Олег просто так сказал, только похолодел Ингорь от его слов:
– А чужим не верь, особо ежели про твою жену что худое говорить станут. Жене верь, а другим нет.
А Невид все в уши нашептывал. Не любит его Прекраса, хотя любезен с ней боярин, ох как любезен. За что не любит? Говорит, мол, лживый, всегда готов в спину нож всадить и доброго не посоветует. Ингорь и сам чувствует, что не всегда правду говорит Невид, да только боярин понимает его лучше всех, точно мысли какие подслушивает. Может, наоборот, Ингорь думает, как ему Невид подсказывает? Но Олег все оберегает, как маленького, и учит, а боярин старается доказать, что сам править должен, пора, мол, на ноги вставать, не все под наставником ходить, не на всю жизнь его при Ингоре Рюрик оставлял. Да только не даст Олег вместо себя сесть, пока живой.
Услышав впервые такие речи, Ингорь испуганно замахал руками:
– Что ты, что ты! Уймись! Князю плохого не пожелаю!
Боярин удивленно расширил глаза, тоже замахал руками:
– О чем подумал?! Я и в мыслях не имел Олегу худого пожелать! Зачем?
В первый раз на том разговор и кончился, только заметил Ингорь, что не испугом блестели глаза Невида, а интересом, словно пробовал боярин молодого князя, как поведет себя, что скажет?
А еще не раз напоминал Невид Ингорю и о живущем где-то сопернике – маленьком сыне князя – Олеге, мол, надо все же узнать, где тот. Боялся Ингорь таких речей, ох как боялся.
Шло время, осторожно, исподволь внушал боярин Ингорю мысль, что пора самому княжить. Привык к ней молодой князь, стал всерьез подумывать, как от наставника своего потребовать того, что отец завещал. Так привык, что если и не твердил ему про то Невид, то сам заводил такую беседу. Боярин этих речей уже пугался, знал, как крут Олег, Ингоря-то любит, ему все простит, а вот советчиков ждет кол заостренный…
Спасло Невида то, что Олег стал Великую скуфь для похода собирать из подвластных да союзных племен. Все свои дружины прислали – и ильменские словене, и древляне, и тиверцы, и уличи, и вятичи, и кривичи, и весь – все. Но самой крепкой была, конечно, княжья дружина – варяжская.
Сначала Ингорь и не мыслил дома отсидеться, уже мечтал о ратных подвигах, да Невид вдруг стал говорить, что это на руку, мол, уйдет Олег против хазар, надо остаться. Если Олегу Доля, так пока Итиль воевать будет, Ингорь здесь в силу вступит, а ежели Недоля и сгинет князь в степях, так ничего не поделаешь… Тошно было от таких мыслей Ингорю, но понимал, что прав Невид, по-иному у Олега власть не отобрать, просто убить, как Аскольда, нельзя, за ним дружина, за ним народ. Любят Олега, хотя и варяг он, а стал более русичем, чем многие, в Киеве рожденные. Только объявить Олегу, что не пойдет, никак не мог. Услышал про то Невид, руками замахал:
– Что ты, князь, как дитя малое! Зачем говорить про такое? Перед самым походом вроде занедужишь, чтоб оставил тебя Олег сам, чтоб вроде и не твоей волей…
А вообще ему не до Невида – князь все время по своим землям разъезжал, переговоры вел, кого к себе звал, к кому сам ездил. С купцами договаривался, те большие деньги дали на его будущий поход. Воеводы головы подняли, хотелось уже рати большой, не все же по своим славянским землям ходить, где Олег каждого человека бережет, что своего, что чужого. Зашевелилась Русь, собираться на рать стала.