Весенний снег

Никита привстал ей навстречу. Выражение лица у него было, как тогда перед кабинетом врача, — детской растерянности и беспомощности.

— Благополучно, — выдохнула Вера Михайловна, спеша успокоить его. — Мне Владимир Васильевич…

Наш доктор из Медвежьего… Он на операции был.

Они сидели, взявшись за руки, и молчали. Надо было пережить этот момент, это потрясение, с духом собраться.

— Ты вот что, Никитушка, — первой пришла в себя Вера Михайловна. — Ты съезди-ка на квартиру. Старичкам скажи… Они тоже волнуются. И еще вот что. Телеграмму бы надо…

— Может, рано? — неуверенно возразил Никита.

— Так ведь тоже сердце болит. Поди, все Выселки не спали.

— Подожди, — Никита еще не верил в счастье, словно боялся вспугнуть его.

— Так мы ж ничего особого. Несколько слов: "Операция прошла благополучно. Ждем окончательных результатов". Иди, Никитушка.

Она поцеловала его в небритую щеку и заторопилась наверх.

Но узнать в этот день больше ничего не удалось.

Профессор куда-то исчез, появился поздним вечером и сразу прошел в послеоперационную палату. Лечащий врач выглянул на минутку, сказал ей то, что она уже и сама знала:

— Операция прошла нормально.

И снова удалился.

Вера Михайловна попробовала было обратиться к Алексею Тимофеевичу, но тот почему-то шарахнулся от нее, как от огня.

Возле Сережи-она видела по теням на стекле-все время были люди. Они приходили и уходили. Но суеты не наблюдалось, и это успокаивало ее.

Никита вернулся быстро, сообщил:

— А я с твоим дядей свиделся. Он из Вырицы приезжал.

Вера Михайловна не придала значения этому сообщению, не о том думала.

— Ты бы отдохнул, Никитушка.

— А ты?

— Я наверху побуду,

— А я здесь.

Среди ночи что-то стряслось. За стеклянными перегородками зажегся яркий свет и задвигались тени.

Вера Михайловна прикорнула в дежурке, но вдруг ее будто кто-то подтолкнул, она вздрогнула, сразу встала на ноги, вышла в коридор и тотчас заметила свет и тени за перегородками. И тут же у нее зашлось сердце. Подобное ощущение уже возникало, когда она ожидала результатов операции, но тогда это длилось секунды. А сейчас надолго. Вера Михайловна подошла к форточке, глотнула студеного воздуха. Не помогло. Она постаралась не обращать внимания на свое сердце, потому что то, что происходило там, было поважнее. И это ей удалось.

Мимо нее прошли какие-то незнакомые врачи. Один из них произнес неизвестное ей слово: гемолиз. Она тотчас догадалась, что оно относится к Сереже. И поскольку она не знала его значения, оно показалось ей страшным. Собственно, это отметило ее сознание. Сердце ничего не чувствовало. Вера Михайловна не забила тревогу, просто отметила в своем сознании: "Гемолиз-это, вероятно, плохо".

Появился лечащий врач, какой-то отрешенный, не замечающий ее.

— Аркадий Павлович! — окликнула его Вера Михайловна.

Он остановился неохотно, взглянул на нее недоуменно, не сразу узнал.

— Небольшое осложнение. Почки. — И прошел вперед.

Но по тому, как он спешил, как был необычно отрешен, она догадалась, что говорит он неправду.

Аркадий Павлович, очевидно, и сам понял, что поступил жестко по отношению к матери ребенка, вернулся с полдороги, заговорил помягче:

— Там много врачей. Вадим Николаевич там. Уже дважды прямое переливание делали. — Он помолчал. — Нужна "искусственная почка". — Опять — помолчал. — А вам здесь не надо быть.

Вера Михайловна поспешила к Никите.

— Почка нужна.

— Так я… — решительно отозвался Никита.

— Искусственная. Аппарат такой.

Они опять сидели молча, взявшись за руки.

Потом Вера Михайловна поднималась наверх, снова спускалась к Никите и вновь поднималась на отделение, Один раз ее заметил профессор. Он опять двигался своей падающей, чрезвычайно усталой походкой.

— Увести, — приказал он кому-то.

Чьи-то руки подхватили Веру Михайловну и отвели в дежурку. Другие руки дали понюхать нашатыря. Ничто не помогало. Сердце не отпускало. Она была похожа на лунатика, ходила, что-то улавливала, спускалась к мужу и снова шла в отделение. Однажды она сообщила Никите:

— Наша Нюшка кровь давала.

Второй раз сказала:

— Третьи сутки пошли, а профессор не уходит.

— Стараются, — подтвердил Никита.

Неожиданно кто-то позвал Веру Михайловну:

— Вас просят.

Ее провели за стеклянные перегородки, прямо в послеоперационную палату. Еще по дороге она поняла, что это означает, но не заплакала, не закричала, потому что у нее зашлось сердце, а без сердца не получалось слез.

В послеоперационной пахло лекарствами и было так светло, что она невольно зажмурилась. А когда открыла глаза, то первым заметила лечащего врача, Аркадия Павловича. Он стоял у окна, в профиль к ней, и по щеке у него катилась слезинка.

А потом она увидела Сережу. Он вздрагивал, точно через все его худенькое тельце проходила судорога. Вера Михайловна опустилась на колени, припала лбом к его личику, и судорога эта прошла через нее, через ее сердце, и будто возбудила его. Сердце заныло и затрепетало в груди.

— Уведите, — произнес знакомый голос.

Кто-то поднял ее, подхватил под руки.

В коридоре Вера Михайловна увидела много людей.