Весенний снег

— Кто? — спросила Вера Михайловна.

— Ленечка. Помните, на той стороне, в самом углу лежал?

Вера Михайловна не очень помнила, потому что его давно уже перевели в подготовительную палату, потом была операция, но все-таки кивнула.

— Я думаю, на судьбу Сереженьки это не повлияет, — сказала Нина Семеновна, видя, что Вера Михайловна обеспокоена печальным известием. — К сожалению, наша работа сопровождается и неудачами.

— Вы думаете, не повлияет? — спросила Вера Михайловна, сдерживая вздох облегчения. Только сейчас она поняла, что ее так встревожило. Не только смерть этого мальчика, не только сочувствие его матери, но и судьба собственного сына. Тревога эта была инстинктивной, и лишь сейчас она поняла ее суть.

— Конечно, не повлияет, — повторила Нина Семеновна. — Ну, быть может, операцию задержат. Но это к лучшему. Чем он будет крепче, тем больше шансов на успех.

Они еще постояли, поговорили и разошлись — Нина Семеновна в ординаторскую. Вера Михайловна в палату, к сыну,

Сережу она застала в непривычном для него состоянии. Обычно он тихо играл, чаще всего один, и при ее появлении не проявлял особых восторгов. А сегодня сидел на кровати, сжимал игрушку и напряженно поглядывал на дверь. Увидев ее, он обрадовался, но тревога из его глаз не исчезла.

Вера Михайловна почувствовала, как у нее сжалось сердце от любви к нему, она едва сдержалась, чтобы не побежать к его кроватке.

А когда подошла, прижала его к себе, услышала удары его сердечка, мысленно взмолилась: "Нет, нет, нет. Я не знаю, что со мной случится, если его не будет".

Они прошли в обжитый ими уголок, где каждый вечер сидели, разговаривали и играли. И тут Сережа прошептал:

— Мама, а один мальчик умер.

— Да ну, — сказала она. — Его просто перевели в другое отделение.

— Не-е, умер.

Она решила не затевать спора, перевела разговор на другую тему. Вскоре ей удалось отвлечь сына от тревожащих его мыслей. Но его состояние передалось ей. Она уходила от Сережи с неспокойной душой.

— Голубушка, — неожиданно окликнули ее.

В дверях ординаторской стоял Олег Дмитриевич.

— Мы все переживаем… — не удержалась она.

— Не следует. Не вторгайтесь в наши будни. Ведь и в вашей работе тоже есть свои неприятности, — он ободрил ее своей очаровательной улыбкой, взял за руку и повернул к своему кабинету,

Они вошли, сели друг против друга в мягкие черные кресла.

— Я вот о чем хотел с вами поговорить. Вы никогда не задумывались о втором ребенке?

Вера Михайловна тотчас вспомнила давний разговор с Никитой и замялась, не зная, как ответить.

— Нет, нет, это никак не связано с судьбой вашего сына, — поспешил успокоить ее Олег Дмитриевич. — Просто я подумал, голубушка, почему вы не заведете второго ребенка? Семья, по вашим словам, у вас благополучная. Материально вы не нуждаетесь. Если надо вас полечить, то мы поможем. У нас есть консультанты. Сейчас медицина на таком уровне…

Вера Михаиловна все сидела потупив взор. Ей почему-то было неловко говорить с Олегом Дмитриевичем на эту тему. Обо всем она могла говорить с ним, об этом не могла.

— Одним словом, подумайте, голубушка. Я вам давно собирался сказать, да все, знаете, дела.

Он осторожно дотронулся до ее плеча.

— А случай этот не принимайте близко к сердцу.

Мы все-таки не резаки, а врачи. Будем стараться.

— Спасибо, — произнесла Вера Михайловна сорвавшимся голосом.

Снова она обрела надежду, снова душа ее поверила в благоприятный исход. Она уходила ободренная.

В гардеробе уже были другие люди, другое настроение. И ничто больше не напоминало ей о несчастье, про изошедшем сегодня в клинике.

На новой квартире жилось Вере Михайловне хорошо. Она ни разу не пожалела, что переехала сюда. Старички приняли ее как родную, у них она чувствовала себя дома. Она еще раз убедилась в гостеприимности ленинградцев, поверила в их простоту и душевность.

Одно ее огорчало: она не могла ничем отплатить старичкам за их теплоту. Напротив, как только они узнали, что она урожденная ленинградка, что потеряла родных, что и брат и мама умерли в блокаду, — и от денег за питание стали отказываться. С трудом уговорила, пригрозив, что иначе съедет в гостиницу.

— Нет уж, нет, — яростно возразил Федор Кузьмич. — Ты к нам приехала вот и живи сколько надо.

Старушка Марья Михайловна тоже была добрая и заботливая. По утрам оладьи Вере Михайловне пекла, как маленькой. Вера Михайловна попробовала отложить несколько штучек для Сережи:

— Он любит. Его бабушка тоже оладушками балует.

— Да что ты! И не вздумай. И ему хватит. Да-я потом горяченьких наготовлю.

Она же, эта добрая Марья Михайловна, настроила Веру Михайловну на розыски родственников.

— Может, кто и объявится. Надо искать. Да что же ты, месяц живешь и не поискала? Да, может, по материнской линии?