Весенний снег

"Он поможет, поможет", — твердил ей внутренний голос. Еще никогда с тех пор, как она узнала о тяжелом заболевании сына. Вера Михайловна не была такой оживленной, такой уверенной в удачном исходе лечения Сереженьки.

— Посмотрим, голубушка, посмотрим, — пообещал

Олег Дмитриевич после того, как Вера Михайловна окончательно замолкла.

"Так, значит, есть надежда?" — хотела спросить она, но не спросила, потому что в этом "посмотрим" как раз и заключалась надежда.

"Он поможет. Конечно, поможет. Господи, наконецто мы напали на нужного человека".

Эта ее надежда еще более окрепла после двух эпизодов, произошедших в тот же день.

Для оформления госпитализации Веру Михайловну со всеми бумагами направили в общую канцелярию, к аачедующему медицинской частью клинической больницы^

Прилизанный мужчина-она заволновалась и не запомнила его лица-холодным голосом спросил:

— А где направление?

После того, что она только что пережила, после подъема, окрыленности от разговора с Олегом Дмитриевичем этот официальный голос резанул ей слух.

Вера Михайловна растерялась.

— Направление? — переспросила она.

— Да. Необходимо направление.

— Но-о… Вот анализы. Вот письмо из клиники…

— У вас есть направление? — прервал заведующий медчастью.

— Наверное, нет.

Он протянул ей бумаги:

— Без направления не сможем принять.

Она, понурив голову, снова прошла в клинику.

В приемной сидела секретарша, ярко накрашенная женщина. Вера Михайловна стала рассказывать ей о своей незадаче. Но тут. из кабинета вышел Олег Дмитриевич. Заметив расстроенное лицо Веры Михайловны, остановился:

— Что случилось, голубушка?

Вера Михайловна объяснила.

Он положил руку ей на плечо и вместе с нею вернулся в кабинет. Позвонил заведующему медчастью:

— Голубчик, я все понимаю, но… простите, но это необходимо для учебной цели. Для учебного процесса, — повторил он.

В приподнятном состоянии Вера Михайловна вышла из кабинета профессора. Ее окликнула секретарша:

— Когда оформите госпитализацию, зайдите, пожалуйста. Анкету нужно заполнить.

Анкета оказалась длинной, чуть ли не сто вопросов.

А ее ожидал Сережа. Вера Михайловна стала торопиться, говорить с неохотой, тем более что почти обо всем, что было в анкете, она уже рассказывала сегодня Олегу Дмитриевичу.

— То есть как? — неожиданно усомнилась секретарша и перестала писать. Как правило, детские дома возвращались в Ленинград. В смысле-эвакуированные дети.

— Я говорю так, как было, — прервала Вера Михайловна.

— Но как правило… — возразила секретарша. — Моя сестренка…

— Ведь речь идет обо мне, — с несвойственной ей резкостью сказала Вера Михайловна, как бы обрывая ненужные вопросы секретарши, мешающей ей поехать за сыном.

— Но это же грубая ошибка…

Опять, как палочка-выручалочка, в приемной появился Олег Дмитриевич.

— Ну что у вас тут, голубушка?

— Она утверждает, что эвакуированный из Ленинграда детский дом остался там…

— Ей не трудно это утверждать, потому что она была в этом доме.

— Но как правило…

— Ах, Евгения Яковлевна, правила для того и пишутся, чтобы были исключения… Закругляйтесь.

Секретарша тотчас кивнула и поспешно закончила свою нудную анкету…

Сдав ребенка в добрые руки улыбчивой нянечки, Вера Михайловна подождала, пока Сереженька скроется за белой дверью, и направилась на телеграф, дать домой обнадеживающую телеграмму. Этого ей показалось мало, и она там же написала подробное письмо Никите. В нем она в восторженных тонах рассказала о встрече с профессором, о своей появившейся надежде, о радости по поводу того, что наконец-то нашелся нужный человек, который вылечит их сына. Она писала об Олеге Дмитриевиче: "Он такой прекрасный, такой щедрый… Он как будто раскрыл душу настежь: добро пожаловать…"

И закончила: "Он поможет, Никитушка, чувствую я, обязательно поможет".

Старая клиника профессора Горбачевского доживала последние недели. В новой, построенной с учетом современных требований медицины, заканчивались отделочные работы.

Сережа попал в восьмую, детскую палату на двадцать коек. Палата была большая, высокая, со сводчатым потолком, с большими окнами, которые, однако, давали недостаточно света, потому что остальные три стороны были без окон. Койки стояли у стен с двух сторон, а посередине маленький белый столик для врача.

Уголок с игрушками находился в коридоре, рядом с телевизором. Так что ходячие детишки могли одновременно играть и на телевизор поглядывать. Для лежачих игрушки хранились в палате, в ближнем от двери углу. Палата, как и вся клиника, была не до конца заполнена.

Клиника постепенно готовилась к переезду в новое помещение.

Сережа попал на левую сторону, к молодой врачихе Нине Семеновне.

Она как раз находилась в палате, когда рго привела сестра.

— Это кто же к нам пришел? — спросила Нина Семеновна приветливо.

— Это Сережа, — ответила сестра. — Он космонавтом хочет быть.

— Значит, у нас целый экипаж набирается, — сказала Нина Семеновна. Суренчик хочет быть космонавтом, и Володя, и вот Сережа — третий.

— Ага, — согласился Сережа.