Весенние зори

Я мысленно представляю себе, как он, согнувшись, идет встречь ветру в темноте по бездорожью. Горячее сердце охотника! Оно гонит Силыча на озеро, по которому ходят тяжелые, темные волны, гонит на опушку оснеженного леса, на окраину болота. Там несколько часов будет сидеть он и терпеливо ждать дичь. И, конечно, не дождется! Но он — человек, влюбленный в землю. Это ненастное предутро, вой ветра, снежные космы метели так же дороги и милы ему, как теплые солнечные дни, как радостные весенние зори…

2

Метель продолжалась несколько дней. Каждое утро Силыч уходил из ветхой избушки с ружьем за плечами. Однажды он восемь часов просидел в шалаше в сумасшедшую эту погоду. Восемь часов! Это казалось мне безумием. Но он возвращался в хижину продрогший и счастливый, голодный и радостный. Он полной грудью хватал живительный воздух родных полей. Его глаза юношески блестели, когда он рассказывал мне, как сидел в шалаше, смотрел на белые космы метели, крутящиеся над темным озером, и слушал молчание притихшей в непогоде земли. И с каждым днем понятнее становилось мне его бесхитростное сердце, безмерно любящее землю. «Пусть бушуют метели, — думал я, — пусть дует злой ветер и молчит земля, в этом буйстве непогоды и молчании земли находит и видит охотник очарование, понятное, быть может, только ему одному». Но не только это очарование властно звало его из избушки в леса и на озера, помимо этого было еще и другое, о чем я догадался, когда Силыч, вернувшись с озера, начал рассказывать мне о приключениях, страданиях и радостях людей с иностранными фамилиями. Сначала я подумал, что он рассказывает мне о далеком прошлом, о годах его скитаний за границей, о его встречах с кочегаром Домбером, штурманом Сайменсом, католическим священником Лутатини, случайно ставшим матросом. Но с такими подробностями он говорил о них и так необычно было все, о чем он рассказывал, что я понял: Новиков-Прибой не встречался с этими людьми, эти люди созданы его фантазией, и все их страдания, радости и приключения — плод его творческой мысли. Я знал, что он пишет роман, и догадался, что рассказывает он мне еще не написанные страницы из этого романа и, рассказывая, хочет проверить, как воспринимает слушатель то, о чем писатель думает написать. И еще я понял: в часы одиночества на лоне природы, слушая молчание или голоса земли, Новиков-Прибой создавал образы и положения героев своего романа. Впоследствии я убедился: многие страницы «Соленой купели» были обдуманы им не за письменным столом в привычной обстановке рабочего кабинета, а в охотничьем шалаше на берегу озера.

Метель стихла, и сразу на землю пала весна. Она как будто свалилась с неба, очистившегося от серой мути и радостно засиявшего. Весна пришла в потоках солнца, в теплом южном ветре, она ласкала землю, хмельная и страстная. С полей, болот, с берегов озер поплыли снега в лепете бесчисленных ручьев. На глазах истлевала зимняя горностаевая одежда земли, сменялась буро-желтой, некрасивой, но радующей взгляд охотника ожиданием близкого расцвета молодых и ярких красок весны. Небывалым половодьем разлились речушки Вячка и Вад. Там, где летом были сенокосные луга, в эти дни расплеснулись озера разной величины и формы, и были похожи они на голубые и серебряные куски неба, упавшего на землю. Валом повалила дичь: кряквы, свиязи, шилохвость, чирки различных пород. Журавли треугольниками потянулись в бездонной синеве неба, их курлыканье томило сердце печалью и радостью. Бекасы звенели над болотами, в теплом, пронизанном солнцем воздухе истомно стонали и кувыркались чибисы. Тревожно гогоча, пролетали на север гуси. Часто они садились ночевать на берег озера, и ночами с крыльца избушки были слышны их голоса.

Наступили горячие охотничьи дни.