Веселое горе — любовь.

Оттого и разно устроены эти похожие на лету птицы. У ястреба крылья просторней, покруглей на концах, хвостище длинный — надежный руль для поворотов. А у сокола крылья узки, изогнуты серпом, остры в окончаниях, хвост меньше, чем у тетеревятника. С земли кажется, что ястреб короче в крыльях, чем сокол. Это неверно. Просто широки крылья у ястреба — и оттого коротышками кажутся. Да еще длинный хвост помогает этому впечатлению.

Все ближе разбойник, ближе. Вот теперь ясно вижу: сапсан. И мчит он на голубя в желтом пере. Хоть бы это Шоколадка оказалась!

Нет, вы, пожалуй, не то подумали. Мне ее очень жалко, бедную Шоколадку. Тут — другое. Она помоложе, половчее мужа и могла бы спастись от страшилища. А старику, мужу ее, разве уйти?

И вот уже между соколом и голубем совсем не стало воздуха.

Очень я растерялся и обозлился. Захлопнул пустые стволы, вскинул ружье к плечу и надавил на оба крючка сразу. Делать-то мне что-то надо, не могу же я просто смотреть, как у меня голубей губят.

Понятно, никаких выстрелов не произошло, но на душе легче стало.

«Было б у меня ружье заряжено, я б тебе, разбойнику серпокрылому, дал бы!».

Пока я эти — «было б» и «дал бы» про себя кричал, слился сокол с голубем в один комок, потом резко взмахнул крыльями и тяжело полетел прочь.

Вскоре стали испуганные голуби садиться на балкон. Один, другой, третий. Наконец-то и желтая птица со свистом вынеслась к голубятне.

Шоколадка!

А вместо мужа ее на балкон всего лишь одно перышко, крутясь, упало. Потом еще одно. Только эти два пера и оставил на память налетчик-сапсан.

Посмотрел я на Шоколадку, покачал головой:

— За что тебя судьба обижает?

И правда, почему так бывает в жизни: и радость, и неудачи полосой находят? Потом подумал и говорю:

— Знаешь что? Счастье с несчастьем двор о двор живут. Что толку унывать? Попытаем-ка еще удачи. Может, и радость к нам стаей пожалует.

ШАТУН ПЕТЬКА ЦЕЛКОВЫЙ

Может, вас удивит, что у голубя такое имя? Ничего хитрого тут нет. Просто я купил этого носатого длинного босяка за целковый.

На базаре можешь просить за свою птицу сколько хочешь. И бывают простофили, которые за рублевую чайку[25] отдают даже десять рублей. Случается и наоборот: дорогого голубя берут совсем за бесценок.

А Петьке Целковому, действительно, по фамилии цена.

Но — давайте с самого начала.

Торговал Петькой озорной дядя с красными от мороза руками и добрыми глазами, немножко навыкате.

— Полное кило — за руп! — весело аттестовал он свою птицу. — Берите хозяйкам на суп!

— Совсем ославил птицу! — сказал я продавцу.

— Это верно! — засмеялся он. — Иная слава хуже поношенья. Зато честно.

Я купил Петьку под веселые пересуды всей голубинки.

— Видать, поиздержался, — услышал я за своей спиной, — вон что покупает.

— Случается, — примирительно добавил еще кто-то — верно, из моих дружков.

И те и другие ошибались. Деньги у меня были. А купил я Петьку для интереса. Вот такие — самые что ни на есть дешевые птицы — доставляют мне много удовольствия. Сейчас скажу — почему.

Дорогой породистый голубь всегда под присмотром. Еще бы — не дай бог, улетит! Не заболел бы! Не прибрала бы кошка к лапам! Ну, вот — и выходят из таких птиц тихони да аккуратисты. А я их не люблю.

Мне подай такого орла, чтоб сам все умел делать: и в нагон идти, и из беды выкрутиться, и пропитанье себе добыть, когда у хозяина с деньгами туго. Вот такой голубь мне по душе.

А Петька на вид и был именно такая птица. Здоровенный, носастый, нахальный — ни дать ни взять — портовый гуляка.

Пришел я домой, подсадил его в ящик к одной вдовушке рябенькой, и ну — начал Петька волчком крутиться! Хвост веером, зоб надул, вертится, как заведенный!

Я не успел и глазом моргнуть, а рябенькая уже кланяется Петьке, голову ему клювом причесывает. Вот как быстро влюбилась!

Выпустил я Петьку с голубкой на балкон, живо они квартирку чью-то нашли и сидят в ней, будто так и надо.

«Ну, этот не пропадет, — подумал я, — говорок-парень».

Ладно, идет время, вгнездился Петька в чужое жилье и в ус не дует. А желтые голуби, которых он из дома выжил, устроились кое-как между голубятней и стеной, сена натаскали, живут негромко.

Кончилась зима. Пришло золотое времечко — зашалила, загуляла по земле весна-распутица, махнула одной рукой — цветы на лугах засветились, махнула другой — ручьи чуть от песен не захлебнулись. Очень хорошо!

Вышел как-то на балкон, вижу — рябенькая на притолоке скучает.

«Что такое? А Петька где?».

Заглянул в разные углы, на чердак забрался, — пусто.

«Вон что! — догадался я. — Увела его весна в старый дом, к любви его прежней».

В воскресный день забежал на голубинку, встретил веселого дядю с глазами навыкате, спрашиваю:

— Как Петька поживает?

Удивился дядя, даже руками развел:

— Откуда ж я знаю? Ведь тебе продал.

Только он это сказал, вижу — девчушка маленькая моим Петькой торгует. Я — к ней.

— Откуда он у тебя, девочка?

— Папка поймал.

— И прижился он у вас?

— Ага, прижился.

— Так продаешь тогда зачем?

— А папка сказал: опять к нам прилетит.

Засмеялся я и говорю:

— Ну, иди — торгуй. Может, купит кто.