Весь мир под крылом

Я снова вошел в здание аэропорта и поднялся в комнату отдыха экипажей. Весь экипаж в сборе. Молодой парень, второй пилот Ваня Козлов вопросительно посмотрел на меня. Первый раз с ним лечу, его назначили мне в экипаж перед самым вылетом, в Одессе, когда выяснилось, что мой второй вчера перегрелся на пляже и лететь не сможет.

Ваня раньше летал на Ан-2 вторым, на Ту-104 налетал всего 25 часов.

Штурман, Иван Степанович, не молодой, грузный, лысеющий мужик, начинавший еще на Ли-2, читает книгу. Ему не привыкать к нелетной погоде, летал на севере, в полярной авиации, а на старость лет, ближе к пенсии, перебрался в Одессу, потянуло в теплые края.

Бортмеханик Сева, круглолицый, тридцатилетний, чернявый красавец с черными усами на загорелом лице, типичный одессит, франт с Молдованки, времен двадцатых годов, сосредоточено полирует ногти.

— Ну что, командир? — спросил он, оторвавшись от своего, безусловно важного, дела. — Скоро полетим?

— А вот, сходи в метеослужбу и уточни прогноз, что они там по поводу погоды думают? — ответил я.

— А смысл? — сказал Сева. — Пусть лучше молодой сбегает.

И он снова принялся за свое важное занятие.

— Я сбегаю, я сейчас, — сказал Ваня и направился к двери.

— Во-во, иди-иди, — сказал Сева, — а то все равно дурью маешься, а лучше веник возьми, и на крышу, туман разгонять.

Ваня ушел, но вскоре вернулся, радостно сообщая:

— Видимость улучшается, туман рассеивается. Скоро ростовский рейс отправлять будут.

— А Одесса? — спросил я.

— Одесса пока не принимает.

— Что Ваня? Туман веником разогнал? Мо-ло-дец! — съязвил бортмеханик.

— Да что ты к парню пристал? — сказал я. — Сам дурью маешься. Ей богу, как баба, ногти он полирует!

— «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» — Пушкин сказал. А я гитарист, между прочим, ногти — мой рабочий инструмент.

— Ты бортмеханик, в первую очередь, между прочим. И отстань от пацана со своими дурацкими шуточками! — пробурчал я.

— И не пацан он вовсе, а пилот! Ас! Гроза вредителей полей и тараканов! Расскажи, Ваня, как ты там на своем «кукурузнике» поля кропил, а? Э-э-э-х! — потянулся Сева, расправляя плечи, и запел:

С одесского кичмана

Сбежали два уркана.

Приходите ко мне после полета, я вам такой репертуар выдам! Забацаю весь одесский блатняк!

— Да слышали мы твой репертуар, балаболка! — ответил штурман. — Лучше бы чего-нибудь толковое разучил.

— Толковое на эстраде поют, а то, что я исполняю, вы нигде не услышите, — ответил Сева.

— Ладно, — сказал я, — пойду пройдусь, кофе выпью.

Я вышел в кафе, все столики были заняты, и лишь у одного, где сидели мужчина и женщина и о чем-то спорили, оказалось свободное место. Я взял чашку кофе и булочку, и подошел к их столику.

— Не возражаете, если присяду?

— Садитесь, садитесь, тут не занято, — скороговоркой ответила женщина и тут же вернулась к своему спору с мужчиной.

— Я говорила, я говорила, — выговаривала он мужчине, — надо было ехать поездом! А ты: «самолет, самолет». Ну и где, где твой самолет? Сколько мы уже здесь сидим, и сколько еще сидеть будем? Скажи, ты ведь самый умный!

— Ну, Сонечка, ну кто мог знать? — оправдывался он. — Видишь, погода.

— В Ленинграде всегда такая погода, ты знаешь, и все равно взял билет на самолет. Хоть бы раз меня послушал! Нет, всегда делаешь все по-своему. И что из этого получается? Чемоданы сдал в багаж, а я говорила — не надо сдавать! Сдашь, когда посадку объявят. И где, где теперь наши чемоданы? Мы улетим в Одессу, а чемоданы в Ростов? Да? Этого ты хочешь? Бывают такие случаи, сам мне рассказывал.

— Ну, Сонечка, ну угомонись, — отвечал он, — ты же знаешь, авиация начинается там, где кончается порядок.

Он взглянул на меня и осекся:

— Ой, извините.

— Ничего, ничего, — ответил я, дожевывая булочку, — я привык.

— Товарищ летчик, — обратилась ко мне Соня, — с Левочкой в прошлом году был такой случай в Москве, это уму непостижимо! Расскажи, Лева, товарищу летчику, расскажи.

— Да, Соня, ну неудобно, — ответил он.

— Нет, ты все-таки расскажи, пусть товарищ летчик знает, какие у них в авиации порядки! Расскажи!

— В прошлом году я из Москвы в Одессу летел, из Внуково, — начал Лева свой рассказ. — Погоды не было, рейс на три часа задержали, нас два раза в самолет сажали и высаживали, наконец, когда уже таки собрались лететь, и трап уже убрали, и моторы завели, сосед по креслу спрашивает меня: «И когда же мы теперь в Минводах будем?». А я ему: «Не знаю, когда Вы будете в Минводах, я лично в Одессу лечу». Он к стюардессе, билет показывает, и таки да, самолет на Минводы уже улетел!

— Вот видите, видите, товарищ летчик, — возмущалась Сонечка, — какие у Вас в «Аэрофлоте» порядки, человек улетел в Одессу, а его чемодан в Минводы.

Бортпроводница виновата, — ответил я, — не внимательно билеты проверяла. Да и пассажир должен смотреть, над стойкой регистрации номер написан. Но если уж такая ошибка вышла, то пассажира первым же рейсом отправят из Одессы в Минводы.

— А стюардесса? — не унималась Сонечка. — Ее наказать должны!