Весь Мегрэ. Том 1

Было слышно, как на аллее лошади роют копытами землю. Стоя на солнцепеке под окном, вполголоса переговаривались служащие похоронного бюро. В комнате, где стоял гроб и которую освещали только свечи, длинное лицо сына казалось еще более асимметричным, а черный фон подчеркивал болезненную бледность его кожи.

Волосы его, разделенные пробором, казались приклеенными к черепу. У него был высокий выпуклый лоб. Настороженный взгляд близоруких глаз прятался за толстыми стеклами в черепаховой оправе.

Изредка г-жа Галле приподнимала вуаль и прикладывала к глазам носовой платок с траурной черной каймой.

Взгляд Анри, ни на чем не задерживаясь, скользил по комнате, упорно избегая взгляда комиссара. Наконец Мегрэ с облегчением услышал шаги служащих похоронного бюро.

Чуть позже раздался шум — по коридору, задевая за стены, тащили носилки. Из груди г-жи Галле вырвалось рыдание, а сын, глядя куда-то в сторону, погладил ее по плечу — и только.

Контраст между второразрядной пышностью катафалка и процессией, состоящей из двух человек, которую замыкал распорядитель этой странной церемонии, был разителен.

Солнце по-прежнему припекало. Человек с тачкой перекрестился и свернул в боковую аллею, а жалкий кортеж двинулся вперед по широкой аллее, где свободно могли бы маршировать целые полки.

Покинув церковную церемонию, за которой наблюдало несколько стоявших неподалеку крестьян, Мегрэ отправился в мэрию, но никого не застал. Тогда он решил зайти в школу, разыскать учителя, который одновременно являлся заместителем мэра. Тот вышел к Мегрэ, оставив учеников.

— Я могу вам сообщить только то, что записано у нас в книгах. Смотрите:

«Галле, Эмиль Ив Пьер, родился в Нанте в 1873 году, в октябре 1902 года в Париже вступил в брак с Авророй Прежан. Сын, Анри, родился в Париже в 1906 году и зарегистрирован в мэрии IX округа».

— Как к ним относятся местные жители?

— Недолюбливают. Галле начали строить виллу в тысяча девятьсот десятом году, когда лес разбили на земельные участки для продажи. Они у себя никого не принимают: очень гордые люди. Однажды мне довелось целое воскресенье ловить рыбу в своем ялике в десяти метрах от Галле.

Если я что-нибудь просил у него, он давал, но мне не удалось вытянуть из него и десятка слов.

— Сколько, на ваш взгляд, он тратил ежемесячно?

— Откуда мне знать? Он ведь, наверное, много тратил во время поездок. Но на жизнь им требовалось, как минимум, две тысячи франков в месяц. Если вы были у них на вилле, то, наверное, заметили, что там ни в чем нет недостатка.

Почти все продукты им доставляют из Корбейля или Мелена. Да, вот еще что…

Тут из окна Мегрэ увидел, что похоронный кортеж уже огибает церковь и въезжает на кладбище. Он поблагодарил собеседника и еще по дороге услышал, как на гроб падают первые комья земли.

Он не стал дожидаться конца погребения и вернулся на виллу, сделав по пути крюк, чтобы прийти туда после возвращения матери и сына. Служанка, открывшая ему дверь, остановилась в нерешительности:

— Мадам не может… — начала она.

— Скажите месье Анри, что мне нужно поговорить с ним.

Служанка велела ему подождать у дверей. Несколько минут спустя в коридоре показался молодой человек. Подойдя к Мегрэ, он спросил, глядя куда-то в сторону:

— Вы не могли бы перенести свой визит на другой день?

Моя мать очень удручена.

— Мне нужно поговорить с вами сегодня. Простите за настойчивость.

Анри повернулся, давая тем самым понять, что полицейский может следовать за ним. На минуту он заколебался, не зная, в какую из комнат провести Мегрэ, и наконец распахнул дверь в столовую, куда была составлена вся мебель из гостиной.

Мегрэ увидел на столе портрет мальчика, принявшего первое причастие, но не нашел фотографии Эмиля Галле.

Анри остался стоять, не произнося ни слова, со скучающим видом снял очки, чтобы протереть стекла, и зажмурился от яркого света.

— Вы, наверное, знаете, что мне поручено найти убийцу вашего отца?

— Поэтому я и удивлен, что вижу вас здесь. Было бы гораздо тактичнее оставить нас с матерью наедине.

Анри надел очки, поддернул накрахмаленную манжетку, вылезавшую из рукава пиджака.

Маловыразительное, худое, чем-то напоминающее лошадиную морду, лицо Анри оставалось бесстрастным. Он облокотился на пианино, стоявшее поперек комнаты и повернутое так, что была видна только его задняя сторона, обтянутая зеленым холстом.

— Я хотел бы задать несколько вопросов, касающихся вашего отца и всей вашей семьи.

Анри ничего не сказал, не пошевелился, лицо его по-прежнему выражало ледяное безразличие.

— Не скажете ли, прежде всего, где вы были двадцать пятого июня в четыре часа дня?

— Сперва я сам хочу задать вам вопрос. Обязан ли я принимать вас у себя и отвечать на ваши вопросы в такой день, как сегодня?

Все такой же тусклый, усталый голос, словно каждый слог стоил ему усилий.

— Вы вправе молчать. Однако, я должен заметить…

— Где же я находился, по вашим данным?

Мегрэ не ответил. По правде сказать, его несколько удивил такой поворот беседы, тем более что на лице молодого человека он не видел никакой реакции на происходящее.