Единственный, по-настоящему существующий страх — страх неизвестности. Когда ты ждёшь точки невозврата и знаешь, что от драки сбежать не получится, ты придумываешь худшие сценарии будущего и тонешь в них. Я тонул следующие три дня, будучи везде и нигде одновременно. После введения особого режима общественный бунт пошатнулся: всё меньше людей выходило на улицы и всё чаще баталии происходили в сети. В частности из-за того, что полиция оцепила центральные улицы и магистральные проспекты для транспортировки оборотней. Целые отряды ходили по адресам, проверяя лицензии, почти что всегда, забирая волков в фургоны. Первая и вторая ступень продолжили жить в интернатах, их почти не коснулось насильственное переселение. А вот остальные теперь находились по местам работы и прохождения практического обучения. Ситуация с оборотнями-силовиками оказалась хуже всего: несмотря на прочие запреты, сопутствующие этому направлению, их массово стали отстранять от службы, отправляя в общежития. Как мне докладывали товарищи, отправлявшиеся все эти дни на вылазки: хотя недовольства и были, но, в большинстве своем, сородичи просто покорились судьбе. Что-ж, надеюсь, я смогу в них зажечь пламя протеста.
Вчера Деви, возвращаясь из города, заметила нескольких оборотней, бегущих из города, привела к нам. Не так много — всего четверо. Но то, что нас становится больше — уже хорошо, ведь, когда пойдет волна, мне понадобятся силы, которые будут курировать отдельные группы. Захват хранилищ амулетов был моей главной целью и с помощью Уодима это стало реальным для нас. Он приехал и на следующий день тоже — передал больше раздвоенных авантюриновых жезлов, так как у нас их было лишь пять штук, и скрывающих чароитов вместе с обсидианами — пускай они не делали нас неуязвимыми перед лицом магии, но позволяли незаметно добираться до пунктов назначения. Схемы Армана, которые старушка успела забрать с собой во время побега из логова, тоже пришлись кстати — мы знали куда и с какой стороны можно было проникнуть. Дело оставалось за малым — всего-то начать революцию.
— Алекс, — окликнул меня Арес, стоящий на посту у логова. — Там идёт тот, в ком опознали твоего брата.
Я пулей вылетел на улицу и, к своему счастью, увидел Вендиго. Роя, Джордана или Кея, о которых в последние годы я и старался и не вспоминать, встречать мне не хотелось и дальше. Но моя радость быстро улетучилась, когда старший брат приблизился и я смог разглядеть его, исчерченное глубокими новыми шрамами, тело. Он мотнул головой, призывая поговорить без посторонних ушей.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Да. Мама мертва, я расчистил несколько километров подземных правительственных тоннелей и меня просили передать бабке вот его.
Я ошарашенно смотрел на Вендиго, не находя слов. В горле встал режущий ком, слезы покатились сами собой, а желудок, казалось, скрутился в узел, вызывая тошнотворные позывы. Брат, на лице которого не дрогнул ни один мускул, лишь повернул лапой моё лицо в сторону. Туда, где я рассмотрел маленькое серое пятно, идущее в траве, выше его собственного роста.
— Дядя Вендиго, я дошел! — проскулил щенок.
Мой разум плыл, отказываясь принимать происходящее. Я почувствовал, как оседаю на землю и непроизвольно меняю форму воплощения. Из горла вырвался рёв. Я не узнавал себя, не узнавал волков, что опасливо смотрели на меня, не узнавал то место, где нахожусь. Боль, которой не было конца, пронзила каждую клетку моего тела и всё, что я мог сказать было: "Мама". Мама, которая согревала нас ночами своим теплом, которая поддерживала и помогала несмотря ни на что, которая была готова отдать всю себя ради нашего счастья. Была…
Я не помню, как брат отогнал от меня, интересующихся происходящим, оборотней, как сел на сухую листву и просто был рядом, не говоря ни слова. Я не понимал, что прошло всего несколько секунд уже несколько часов. Моё тело стало ватным, податливым, рыхлым, а мысли смешались в кашу. Из этого состояния меня вырвал твердый и холодный голос:
— Я пытался её спасти. Но не успел.
— Как… Как это произошло? — задыхаясь, произнес я.
Вендиго безрадостно хмыкнул:
— Ты не хочешь знать, Алекс.
И я не хотел. Я боялся того, чего уже не мог исправить. Того, что представлю на миг эту картину и запомню её такой навсегда. Не хотел, но вместе с тем не мог себе простить этого малодушия.
— Говори, — но он молчал. — Говори же, ну! — с злостью прокричал я, взрывая когтями землю.
Когда Хорс показался из зарослей травы, старушка Деви, растолкав локтями волков, бросилась к нему.
— Маленький мой, что ты тут делаешь?
— Я, я шел, — отвечал он, пытаясь отдышаться. — За дядей Вендиго.
— Зачем? — оторопела оборотень и, понизив голос, спросила. — Он тебе что-то сделал?
— Нет, бабуль. Я сам убедил маму с папой, чтобы прийти так к тебе. Они дали свое согласие и со мной, как видишь, ничего не случилось, — очень по-взрослому ответил он.
— Да, боюсь представить, как ты это согласие получил, — вздохнула Деви и прижала подростка к себе.