Versipellis

Казалось, что человек готов сдаться. Он остановился и слез с сидения. Но оборотень сразу распознал блеф. Бросившись в другую сторону, он услышал, как серебряные пути врезаются в землю в каких-то сантиметрах от него. Он хотел обогнуть тюремщика, но тот не упускал беглеца из виду. С другой стороны оврага Арес услышал крики. Выжившие, оторвавшиеся заключённые, наблюдали за ним. На камне крутого спуска зацепился и повис квадроцикл с которого спадало бездыханное тело. Удивительным образом, это придало альфе сил: даже если не все смогли покинуть стены изолятора, даже если многие погибли во время погони и столкновения, были те, кто достиг свободы. Волк вновь стал на четыре лапы, воплощение давалось ему легко, будто он всегда бегал на три разных тела. И это его спасло. Останься он в промежуточной форме, пуля пришла бы ему ровно в грудь. Он вырвался на встречу последнему тюремщику и, сбив плечом автомат, разорвал человеку шею.

Тяжело дыша, Арес осмотрелся. Небольшая полянка посреди осин и берёз была залита багровеющей кровью. Кровью тех, кто должен был быть охотником, а в итоге сам оказался жертвой. Сила и адреналин переполняли волка. Ремень всё ещё был на нем, но последний бросок разорвал тот пакет, где лежала смесь незаряженных минералов. Вновь став человеком, альфа методично прошерстил высокую сухую траву, найдя лишь важные для него амулеты, сжал в руке. Он, чуть прихрамывая, на ушибленную ногу, направился к остальным оборотням, встречавшим его с ликованием.

"Хорош, силовик!", "Молодец!", "А я сразу понял, что ты альфа!", "Как ты его, ух!" — зазвучало со всех сторон, когда Арес выкарабкался на другую сторону оврага. Бывшие заключенные хлопали его по спине, спрашивали о самочувствии, набивались в попутчики. Оборотень улыбался. После трёх лет встреч со взглядами сородичей, полных ненависти и презрения, было приятно восстановить репутацию. Раздав указания о том, как куда можно добраться, он подошёл к самой неприятной теме обсуждения:

— Про амулеты: если вы недолго под их воздействием, то, думаю, за несколько часов оклемаетесь. Но лучше, чтобы кто-то следил…

— А если пять лет? — буркнул, из собравшейся в круг, толпы, тот, кто окликнул альфу перед бойней.

— То дольше, — он потупил взгляд. — Намного. Так что всем сейчас нужно отсюда убраться. Мало ли какой дрянью нас ещё решат облучить. Воплощаться будете в безопасном месте.

Всё замолчали. Остаться до конца своих дней в бегах было для многих даже лучшей перспективой, чем вернуться в город. Но розыск пугал всех присутствующих не меньше, чем одинокое кочевничество. Наконец Арес заговорил:

— Мне нужно идти. У меня свой путь, а у каждого из вас — свой.

Он развернулся и побрел вперёд, слыша, как позади ещё раздаются грустные благодарности в его адрес. Никто и не думал его останавливать: волк, принявший решение, не отступился от него. А потом зазвучал голос нового лидера, того, кто уже пять лет провел в следственном изоляторе. Альфа вспомнил его, Марка, вспомнил, как шептались конвоиры про силу и хитрость заключённого, про его эгоизм и нередко, двуличные взгляды на жизнь. И хотя он не был уверен, что оставляет оборотней под достойное руководство, но и остаться с ними не мог. У него свой путь.

В доме Леонарда Себулы…

Виктория меряла шагами комнату. Министр уехал ещё утром, а спустя несколько часов она услышала, как один из охранников говорил с ним по телефону. Он гаркнул лепечащему коллеге что-то про подкрепление и: "Как хочешь, так и корми" и уехал из особняка. Теперь их было двое. И щенки, их родилось десять, но, скорее всего, половина уже была мертва. Первый выводок подарил ей надежду, призрачное ощущение счастья. И, спустя всего три дня после их рождения, оно было уничтожено. Когда Себула впервые применил амулет на ребенке, внутри волчицы что-то треснуло и с того дня она ни разу не улыбнулась мыслям о семье и будущем. Девушка не решилась снова бросаться на окно, лишь один раз предприняла попытку поддеть раму пилочкой, но та сломалась пополам от неловкого движения трясущихся рук. Оперевшись на подоконник, она часами вглядывалась в пространство широкого двора. Погода была солнечной и она надеялась, что охранник выйдет хотя бы на несколько минут из дома и она получить чуть больше времени, найдет другие способы. Но, в глубине души, смирилась с осознанием того, что даже это не прибавит ей шансов на успешный побег. Чем дольше Виктория находилась в этом доме, чем дольше её облучали неизвестными ей минералами, тем реже и слабее она чувствовала свою истинную волчью сущность. Она перестала чевствовать Луну, растеряла свою силу, которая была выше человеческой даже в воплощении, больше не следовала инстинктам и предполагала, что стоит ей только выйти из под действия амулетов и её просто разорвет на части. Но этот риск был всяко лучше пребывания во власти министра "Новой политики". Того, кто сначала отнял у нее дом, затем стаю и возлюбленного и, спустя долгих шесть лет, она была готова признать, что и её саму.