— Сердится! — говорит Лапин доверительным шепотом, слышным на другом конце вагона. — А чего, спрашивается, сердиться? Исполняется мечта юности. Впереди — степи, реки, мели-перекаты…
Усмехнувшись, он затягивает приятным баритоном:
— Веселый человек! — одобрительно говорит, свешиваясь с верхней полки, пожилой колхозник и слезает вниз. — Веселый человек! — повторяет он. Поработал, теперь можно и погулять, так?
— Так, именно так! — смеется Лапин. — Подсаживайся, отец. Прямо ты как в воду глядишь. Поработали на совесть, а теперь гулять едем.
Пока идет эта беседа, Чижов действует. Он вытаскивает из маленького чемодана какие-то свертки и подозрительно булькающую бутылку, расставляет все это на откидном столике и, полюбовавшись, принимается колдовать над консервной банкой.
Колхозник, оживившись, подсаживается поближе к друзьям.
— Будто и рано для обеда. — Он рассматривает содержимое свертков и скептически улыбается. — Эх, товарищи дорогие, разве ж это колбаса? Вот я вам, дозвольте, домашнего изготовления предложу!
Он лезет под полку и добывает из деревянного чемодана увесистый, в руку толщиной, круг колбасы. Чижов, весело облизываясь, разливает водку по пластмассовым стаканчикам:
— Прошу, папаша!
— Ну, со свиданьицем, за знакомство!
Колхозник бережно поднимает стаканчик:
— Пить да гулять — дела не забывать!
— Поехали!
Пьют, крякают, осторожно выбирают закуску и тотчас же, почувствовав себя старыми знакомыми, рассаживаются поудобнее.
Дорога, стук колес, паровозный дым, цепляющийся за ветви деревьев.
— Вы, товарищи, извините, конечно, — любопытствует колхозник, приглядываясь к Лапину, Чижову и Нестратову, — кто же такие будете, ежели не секрет?
Лапин, указывая на Чижова, охотно отвечает:
— Вот он — доктор. Этот, — кивает на Нестратова, — знаменитейший архитектор, а я животноводством занимаюсь.
— Животновод? — радостно переспрашивает колхозник. — Так ведь и наш председатель, Семен Петрович Кузьмин, тоже по этому делу! — Он высовывает голову в проход вагона: — Семен Петрович, товарищ Кузьмин! Давай-ка сюда!
Приходит Семен Петрович и с ним двое парней, степенных, немногословных, с темными, загорелыми лицами. Следом за ними заглядывает в купе огромный усатый дядя, которого колхозник представляет:
— Наш колхозный водяной! Мелиоратор то есть.
Воздух синеет от густого табачного дыма. Разговор становится общим.
— Еще два года назад, — рассказывает пожилой колхозник, — до объединения, мы о таких итогах и мечтать не мечтали! А нынче у нас один неделимый фонд до двух с лишним миллионов дотянул…
Лапин, постукивая кулаком по колену, втолковывает Кузьмину:
— Мы потому и добились некоторых успехов, что использован ценнейший опыт казахстанских животноводов — Бальмонта, Исенжулова, Большаковой…
— Стойте! — Кузьмин неожиданно вскакивает. — Стойте, товарищ, как ваша фамилия?
— Лапин.
— Александр Федорович? — расплывается в счастливой улыбке Кузьмин. — Ну как же это я сразу не догадался? Слышал про вас, Александр Федорович. И статьи ваши читал. И вообще, как говорится, следил за ростом. Очень приятно лично познакомиться!
Чижов разливает водку в пластмассовые стаканчики и предлагает:
— Ну, по последней?
— А что это товарищ архитектор такой невеселый? И водки даже с нами не пьет? — осведомляется пожилой колхозник, и все, словно по команде, оборачиваются к Нестратову, который с обиженным видом одиноко сидит в углу купе.
— Ты, может, заболел, Василий? — участливо спрашивает Лапин.
— Да, да, заболел! — отрывисто отвечает Нестратов, еще глубже забиваясь в свой угол.
— Простыли, не иначе, — сочувственно качает головой пожилой колхозник.
— Лечь надо и укрыться потеплее! — веско говорит усатый мелиоратор. Сейчас я кожух принесу. Тут первое дело — пропотеть!
И, грохоча сапогами, он убегает за кожухом.
— Вы ложитесь, товарищ дорогой, ложитесь! — настойчиво уговаривает пожилой колхозник Нестратова.
— Да я не хочу! Мне не надо! — пытается протестовать Нестратов, но Чижов обрывает его сердитым шепотом:
— Ложись, ложись! Назвался больным — так ложись. Люди о тебе заботятся, а ты…
И Нестратов покорно забирается на верхнюю полку и ложится.
Чьи-то заботливые руки накрывают его теплым кожухом. Кто-то решительно говорит:
— А ну, граждане, берите свои пожитки и пошли к нам. А то накурили дышать нечем. Тут и здоровый человек заболеет. Пошли.
Все поднимаются и осторожно, стараясь не потревожить «больного», уходят.
Только усатый мелиоратор, задержавшись, поправляет сползающий с Нестратова кожух и наставительно произносит:
— Первое дело — пропотеть!
Нестратов лежит неподвижно, с закрытыми глазами.
Гудит паровоз, стучат колеса.
Смеркается.
Внезапно слышится певучий голос:
— Граждане, имеются бутерброды с сыром, колбасой, икрой зернистой, печенье, пирожные… Кто желает, граждане, выпить и закусить?
Вдоль вагона с подносом, уставленным бутербродами, пачками с печеньем, бутылками с пивом и фруктовой водой, идет миловидная девушка в белой наколке и белом фартуке.