Я шла за ней как ослик и не могла отвести от нее глаз, хотя красавицей Лилю трудно было назвать. Но она была такой милой, славной, от нее исходил свет, я даже зажмурилась от удовольствия.
Лиля прикрывалась свободной рукой от своего старшего брата – солнца и звонко выкликала:
– Ю-у-у-уля-а-а-а! Ю-у-у-уля-а-а-а! Слезай-ка с Рубрики, у нас новенькая! А тебе Зоську приведут сейчас…
– Ну, Ли-и-иль!.. – так же нараспев, только капризно, ответила девочка на карей лошади, похожей на живой комод с длинными, сильными ногами. – Не хочу я Зоську, она противная.
– Зоська у нас с норовом, да… Но ты ведь уже опытная наездница, а девочка только пришла.
Я же, услышав имя «Зоська», прямо взметалась. Зося – так звали мою любимую польскую няню, и этого имени я не слышала вот уже два года.
– Лиля, Лиля, – я подергала ее за руку, – а можно мне Зосю? Пожалуйста!
Лиля грациозно обернулась ко мне:
– Миленькая, но Зося действительно хар'aктерная лошадка… Ты усидишь? Мама твоя говорила, правда, что ты ездишь…
– Да, я умею, пожалуйста, можно мне Зосю? Я и подседлать сама могу… Пожалуйста…
– Да не надо седлать, во-он ее ведут. Что ты разволновалась так, солнышко?
Я не ответила – смотрела туда, куда указала Лиля, но против солнца видела только два темных силуэта – человека и лошади, а разглядеть толком ничего не могла.
Но вот они подошли ближе, и я сразу влюбилась. Не в конюха, конечно. В лошадь.
Это был сладкий сон тех самых романтичных девочек – маленькая (может быть, слишком маленькая) золотисто-гнедая кобылка. Косые плечи, подвижные уши, гибкая шея, легкая голова, темная грива и, да, белая звездочка во лбу. Меня словно несильно толкнули в грудь, дыхание сбилось, я пошла к лошади как лунатик.
– Сможешь сама взобраться? – спросила Лиля мне в спину, и я торопливо закивала, не оборачиваясь, но от волнения полезла на лошадь, как собака на забор.
Почуяв слабину, кобыла переступила и не заржала – заворчала угрожающе, как пес, прижала уши.
В седле я вытерла вспотевшие ладошки о штаны, конюх дал мне повод и как-то подозрительно быстро отошел. Мне даже удалось послать Зосю в манеж, где отшагивали лошадей другие дети, но учебные и прокатные лошади – как деды в армии, никогда не упустят случая проучить салагу.
Зоська заиграла, пошла боком и выперлась на середину манежа, где и закозлила со страшной силой. От неожиданности я щелкнула зубами, позорно взмахнула рукой и поехала набок.
– Сидеть! Сидеть! Держись! – кричала Лиля, но я и не думала падать. Ни злости, ни страха не было, только дурацкая радость, оттого что я снова сижу на лошади и у лошади этой такое правильное, ласковое имя.
Сделав рывок, я выровнялась в седле. Правда, в этот момент Зоська кинула задними, и я получила неслабый удар под зад, но и тут удержалась. Привстав в стременах, я словно слышала спокойный папин голос: «Расслабь поясницу… так… кисти мягче, локти подбери… Ай, хорошо!.. Картинка!..»
Я собралась, и Зосины прыжки больше не беспокоили меня, я подавалась, угадывая каждое движение кобылы, и у нее не получалось меня сбросить. Правда, и я не могла справиться с ней. Но папа говорил в таких случаях: «Пусть отбесится, сиди крепко, словно ты растешь из лошади», – вот я и сидела, и мне это нравилось.
Мне, но не кобыле.
Зоська вдруг вскинула голову, поворочала языком, закусила железо и рванула к выходу из манежа.
Лиля бросилась ей наперерез, и Зоська, заложив крутой вираж, промчалась по кругу, мимо мятущихся, напуганных ее выходкой лошадей, легко перемахнула через ограждение, завертелась волчком на дороге, осадила жопой в какие-то колючие кусты, тонко, злобно заржала и, вытянув шею, ринулась в конюшню.
Я снова привстала в стременах и распласталась у кобылы на загривке.
Зоська влетела в конюшню, нервно зацокала копытами по бетонному полу. В денниках встревоженно завздыхали-завозились другие лошади.
Мягко стукнула дверь, и я услышала хрипловатый тенорок:
– Это еще что за херня?!
– Да вот… удила закусила… и сюда прибежала… – робко ответила я в полутьму.
– «Удила»!.. Село, не удила, а трензель. Ах ты ж отрава! – Это он уже Зоське. – Бессовестная скотобаза! Ну не стыдно тебе?! А ну, плюнь! Плюнь, кому сказал.
Владелец голоса пришуршал к нам, я услышала, как он легонько хлопнул лошадь по храпу, и она таки плюнула и потянулась к человеку доверчиво, с облегчением засопела.
– Вот и ладно, вот и молодец… А ну пойдем, пойдем, ишь, говнюха… Говнюха ты моя…
Странным было то, что человек говорил бранные слова, но его голос был успокаивающим, вовсе не злым, а очень приятным.
Лошадь охотно позволила себя вывести, и солнце снова распахнуло нам свои объятья, я прищурилась и увидела Лилю, бегущую к нам по двору.
– Девочка моя! Ты как? Очень испугалась? Ну давай, слезай, иди ко мне. – Лиля протянула мне руки, но я нахмурилась, приникла к лошади Нет уж, дудки, на этот раз никто не отнимет у меня мою Зосеньку.
– Что случилось, Глория? Тебе плохо? Голова кружится? – спросила Лиля, а человек, что вывел нас из конюшни, вдруг насмешливо хмыкнул: