Вернуться по следам

Лечить перелом – дорого и долго, а лошадь становится практически бесполезной. И кто станет возиться со старой клячей, которой цена – копейка?

Я знала все это, ведь мне было уже одиннадцать, и еще я знала, что в жизни случается говно, которое нельзя разгрести, а можно только съесть – так говорил Геша, – но все равно не удержалась и спросила:

– А может, оставим ее, Геш? Выходим, че, бабло есть прокатное, потом пристроим куда-нибудь.

– Да я сам думал, мал'aя. – Геша присел и стал чесать Ричарда за ушами. Ричард только похрюкивал – не встречала я еще зверя, который тяпнул бы Гешу. – Токо уж больно перелом паршивый… И как она на растяжках висеть будет? Она ж запаленная, кашлять начнет, и кирдык… Шестнадцать ей, фигли, не девочка… Ну не знаю я! – Геша вскочил и опять замахал руками. – Доктор приедет – решим… Ты токо не надейся особо, дела наши хреновые…

Я кивнула, мы помолчали – а что тут скажешь?

– Ты одевайся давай… Мелюзга скоро придет, отзанимаешься с ними, а то Бабай по конюшне мечется, аж перила грызет со злости… Он же Рукопись хотел к Вакансии под парный трюк поставить, а теперь… Эх… – Геша вздохнул. – Давай я тебе кобылу твою пока заседлаю…

– Ладно, мне только собаку пристроить куда-нибудь…

– А чего пристраивать? – удивился Геша. – Кинь тут, пусть по двору с пацанами побегает.

– Как бы он пацанов твоих не поел, – ехидно ответила я, – с цепуры вчера сняла пса. Геш, он очень злой.

– Да ты что? Ты – злой? – Геша сделал Ричарду «чебурашку» – растянул уши в разные стороны и легонько потряс. Ричард, похоже, ничего не имел против. – Ну раз злой, так пусть в кабинете у меня посидит. Н'a вот. – Геша кинул мне ключи. – А в конюшню не ходи пока.

Я молчала, и он повторил, нахмурившись:

– Слыхала, че я сказал? Не ходи, я сам твою заседлаю. Ну не фига тебе там делать, все равно ничем не поможешь.

Я молча повернулась и пошла в Гешин «кабинет» – маленькую узкую каптерку с очень высоким потолком, под завязку забитую амуницией, железом, Гешиными шмотками, каким-то жизненно необходимым мусором.

В каптерке стояли маленькая электроплитка и обычная садовая скамейка с матрасом и одеялами – Геша практически жил здесь.

Расстелив для Ричарда старую попону, на которую тот с удовольствием улегся, я стала переодеваться. Мысли о Рукописи не покидали меня. Рукопись убьют, думала я, влезая в штаны и застегивая мастерку. Рукопись убьют.

Натягивая сапог, я тоскливо посмотрела на собственное колено: вот если бы я сломала ногу… меня бы не убили… Это же всего лишь перелом! Всего лишь перелом, ничего страшного, ее ведь можно вылечить, ну будет хромать…

Но хромые лошади никому не нужны.

Лошади – очень странные создания.

Большие, сильные, выносливые животные. Но в то же время – уязвимые и хрупкие.

Нет, убить лошадь не так уж просто, даже пристрелить проблема, надо знать – как. Но искалечить, сделать инвалидом – легче легкого.

Тот же запал – надо всего-то напоить разгоряченную лошадь, и готово дело, эмфизема легких (ну, не только от этого бывает, ту же Рукопись просто работали без отдыха и срока). Лошади не переносят сырости и сквозняков, они в пять раз чувствительнее к ядам, чем люди, и если для неумелого всадника лошадь – это травмы, то и для лошади неумелый всадник – это травмы: плечевая хромота, сорванная спина, рваные губы.

При всей своей мощи лошади пугливы, как птицы, они легко впадают в панику. Бегство – естественный способ самообороны для них, да и вообще, движение – это жизнь лошади, они плохо переносят вынужденную неподвижность, болеют. В этом-то и была беда Рукописи – даже если Бабай согласится тратить время и силы на никчемную уже лошадь, выдержит ли она? Лечить перелом долго, лошадь висит на специальных растяжках и почти не двигается, а с ее больными легкими…

Да, временами быть взрослой не так уж и весело. Если бы я была маленькой, я побежала бы к папе, стала просить за Рукопись или просто плакать, и он бы обязательно что-нибудь придумал. А если бы и не придумал – это была бы их забота, взрослых, все это несовершенство, несправедливость и жестокость жизни. Но теперь я сама стала взрослой, и это была моя забота. Я понимала, что лошадь – не собака, ее нельзя забрать домой и вылечить, даже выкупить ее нельзя, а если и можно – у меня нет на это денег.

Я ничего не могла сделать, и осознавать свое бессилие было ужасно.

Я тяжело вздохнула и встала – надо было идти работать.

– Ты посидишь тут, ничего? – спросила я у Ричарда, и пес шевельнул хвостом.

Он наелся, набегался и теперь был не прочь вздремнуть. Нормальная такая собачья жизнь. Не то что на цепи.

– Ну и ладно, хорошо хоть тебя не убили. – Я почесала псу переносицу, вышла и закрыла дверь.

Во дворе уже стоял Геша, держа в поводу мою кобылку, вокруг него столпились дети – группа малолеток, которых набрал Бабай, первый год.